Дискуссия вокруг разрешения в России продукции из генно-модифицированных организмов (ГМО) становится все острее и бескомпромисснее.

В этой дискуссии участвуют политики, публицисты, блогеры… Голос ученых звучит достаточно редко. Сегодня мы беседуем с председателем Объединенного ученого совета по биологическим наукам СО РАН академиком Валентином Викторовичем Власовым.

— Да, действительно, «проблему ГМО» очень любят обсуждать политики, публицисты и блогеры. Все, кроме тех, кто разбирается в том, что это такое. Телевидение и пресса удивляют публику страшилками, повторяя одно и то же заклинание: ГМО нам угрожают, ГМО безвредны… К сожалению, уровень образования в стране падает, а самоуверенность некомпетентных активистов-дилетантов, вещающих с трибун — растет.

Разговоры, такие, как они ведутся сейчас, бессмысленны. Номенклатура, свойства и сферы применения генетически модифицированных организмов и продуктов из них чрезвычайно разнообразны. Поэтому говорить «о ГМО вообще» имеет такой же смысл, как говорить о синих предметах, называя их собирательно СП. Среди них ведь много вредных и ужасных, правда ведь? На самом же деле в результате генных модификаций мы получаем очень широкий спектр продуктов, потенциальный вред которых ни в коем случае нельзя оценивать сразу для всех. Одни ГМО могут быть абсолютно безобидными, другие очевидно опасными. Это огромный мир, не поддающийся обобщению.

— Ну да, по той же логике можно судить об опасности для человека семейства кошачьих, потому что к нему относятся тигры…

— Вроде этого. Но более корректны примеры из ботаники. Например, у какого-либо растения немного изменили регуляторный участок определенного гена. И он стал более активно работать, или, напротив, перестал функционировать работать вовсе. В результате в одном случае получилось производное, в котором определенного белка стало больше, чем в «диком» растении, а в другом случае его не стало вовсе. И что? Разве это может сделать растение и продукты из него опасными?

Другой пример: генетически модифицированные растения с пониженным содержанием лигнина или эффективно продуцирующие масла. Их используют как сырье для получения биотоплива. Это — ГМО. И что, какой от них вред здоровью человека? Или генно-инженерными методами получают декоративные растения необычного цвета или формы — это тоже ГМО…

Привожу другой пример: в геном клетки растения встраивается ген, кодирующий токсичный белок, который убивает вредителей сельского хозяйства. Для человека он вроде бы безвреден. Но в этом случае речь идет о новом компоненте, которого в продуктах питания раньше не было. И очевидно, необходимы детальные исследования. Каковые нужны во всех случаях, когда получают организм, продуцирующий вещество, которого в «диком» варианте не было, и на основе этого сырья готовятся продукты питания. Никаких чудес и новых изобретений здесь не надо — схемы испытаний опасности отработаны, поскольку так оценивают потенциальные лекарственные препараты. Фармацевтические продукты с давних пор умеют детально исследовать, и среди них разнообразие веществ с разными видами опасностей огромно.

— То есть достаточно применить к ГМО уже готовые системы контроля, и проблема решена?

— Проблема не сводится только к продуктам питания и человеку. С помощью генно-инженерных методов получают растения, устойчивые к гербицидам. Очень удобно: поле поливают раствором, сорняки погибают, а нужная культура благополучно произрастает… Здесь опасность видится в отравлении полей — нужно технологию строить так, чтоб этого не произошло, и проблема не в устойчивости культур, а в неправильном применении химии. Опасаются также, что в результате биологических процессов гены, защищающие растение от гербицида, могут попасть в геном сорняка. Да, такая вероятность есть, но все равно приходится периодически менять химикаты для сохранения эффективности защиты урожая. Это общебиологическая проблема — вечная борьба в вредным организмом, который приспосабливается к новым условиям. То же самое мы видим при лечении инфекционных заболеваний антибиотиками.

Но при этом почва пропитывается ядохимикатами, а это может и серьезно нарушить экологию, и напрямую привести к отравлению домашних животных и людей. Еще один подход в генной инженерии — вводить в конструкцию белки, которые изначально не могли присутствовать, совсем чужеродные. Например, животные белки внедряются в растения или наоборот. В таких экспериментах следует вести долговременные наблюдения за результатами, прежде чем делиться выводами.

Нередко пишут о том, что ген встраивается не сам по себе, а вместе с фрагментами посторонних генов, то есть с бактериальной ДНК, которая используется в технологиях генетической модификации. Опасность здесь усматривается в том, что такая ДНК может попасть в клетки человека, встроиться в их геном и принести вред.
Но методы, основанные на использовании бактериальных плазмид для получения трансгенных животных и растений, уходят в пошлое. Сейчас разработаны способы геномного редактирования, позволяющие с хирургической точностью изменять участки генов, не внося в них ничего лишнего. Никакой нежелательной или неизвестной информации при этом в геном не поступает.

— Но все равно самая расхожая страшилка про ГМО такова: съел помидор, получил с ним чужеродный ген, и твое потомство стало мутировать…

— Да, были публикации о том, что с помощью сверхчувствительных методов удается в крови обнаружить в небольшом количестве фрагменты, соответствующие ДНК, которая поступила с продуктами питания в желудочно-кишечный тракт. И даже о том, что некоторое время эта молекула сохраняет активность при попадании в клетки человека.

Но это же процесс, с которым мы жили и живем, ДНК растений и животных из пищи постоянно попадают в больших количествах в наш организм. Зеленых листьев у нас при этом не появляется, мы не мычим, и крылья не вырастают. За миллионы лет эволюции клетки выработали надежные барьеры против чужеродной генетической информации. ДНК в клетку трудно попасть, а когда она там окажется, ей займутся специальные защитные системы, которые хорошо разбираются в том, что свое, а что чужое, и чужое инактивируют. Без таких механизмов не было бы современной жизни на Земле.

— То есть моим детям и внукам не грозит участь Гулливера, если я буду питаться, например, растениями с геном ускоренного роста?

— Смотря что кодирует ген. Если ген направлен на растительный белок, влияющий на скорость роста, и его содержание в растении невелико, он в желудке человека, скорее всего, благополучно переварится. А вот если кодируется растительный гормон — ситуация сложнее. Некоторые гормоны растений похожи на человеческие и могут оказывать мощное воздействие. Например, гормоноподобные вещества во всем известной солодке в малых дозах оказывают благотворное влияние на человека. А в больших дозах, (посмотрите в Гугле) настоящая страшилка. То есть вы привели пример, когда целенаправленные изменения происходят в растении, использующемся для питания. Это тот самый случай, когда необходимы всесторонние исследования, как с лекарствами.

— И все же, какую позицию Вы занимаете в дискуссии по ГМО? Скорее за, или скорее против?

— У меня позиция не в дискуссии, а по поводу нее самой. Повторюсь: судить «в целом о генно-модифицированных организмах» абсурдно. И если уж говорить о реальных проблемах, то в первую очередь о проблемах контроля, о биологической и химической безопасности, связанной с массовым импортом продуктов питания. И с фальсифицированными фармацевтическими препаратами, за производство и распространение которых следовало бы судить, как за тяжкие преступления. Ведь изготовители и продавцы фальшивок заведомо знают, что больные будут умирать, принимая вместо лекарств их «продукцию». Возвращаясь к теме разговора: очевидно, что следует проводить испытания всех видов ввозимых и производимых в России ГМО, причем отдельно для каждой линии, сорта, продукта.

— Упомянутые задачи по плечу ли для Роспотребнадзора, поднаторевшего на запретах шпрот и боржоми?

— Дело не в политизации этой структуры, а в другом. Сегодняшнему Роспотребнадзору не справиться с миссией национального химического биоконтроля ни количественно, ни качественно. Приведу такой пример: у нас сейчас официально контролируется на порядок меньше действующих веществ пестицидов, чем используется в мировой агроиндустрии. То есть к нам поступают продукты, содержащие некоторые вредные вещества, которые никто не идентифицирует. Я считаю, что сегодня химическая угроза населению намного выше биологической.

Если вернуться к ГМО — мы никуда от них не уйдем. Это будущее. Многие из них очевидно безобидны — те же быстрорастущие деревья как строительное, химическое и топливное сырье. Доля генно-модифицированных растений будет нарастать лавинообразно, и это позволит решить многие проблемы. Будет развиваться «зеленая химия», основанная на производстве соединений из растительного сырья.

Модификации природных объектов бывают разными, человек занимается этим с самых истоков цивилизации. Кстати, о страшилках с безудержно распространяющимися генетически модифицированными растениями. Не получится это. Измененные организмы улучшены с точки зрения человека и для его нужд. Яблони со сладкими крупными плодами, атакуемые насекомыми; не дающие высоких стволов тополя с пониженным содержанием лигнина; неспособные бегать огромные коровы. Им нет места в живой природе. Сорняки в огороде растут буйно, а яблони с крупными плодами без помощи садовника вымирают. И зарастают сорняками не защищаемые агрономами поля элитной пшеницы. Угрозы для человека не здесь. Реально опасно, когда бычков или кур на фермах пичкают антибиотиками и гормонами, а мы затем получаем всю эту химию в составе продуктов питания.