Он требует срочно спасать российское село. Грозит повести на Кремль 37 миллионов крестьян. Яркие, злые афоризмы уральского «человека от сохи» расходятся по всей стране… А что еще мы про него знаем?

ЖГИ, АЛЕКСАНДРЫЧ!

Всероссийская звезда Василия Мельниченко появилась над горизонтом в 2011 году, когда он выступил в Москве на экономическом форуме. Запомнился аскетической худобой, нездешним выговором и смелыми заявлениями: мы должны поговорить с Путиным по-мужицки! Надо сделать так, чтобы наверху нас услышали!

Вскоре по интернету стали разлетаться афоризмы Мельниченко: «Россия производит впечатление великой страны, а больше ничего не производит». «У нас правительство как дети малые: все понимают, все чувствуют, а какать не просятся». «В России уровень бреда превысил уровень жизни».

Теперь фермер из уральской глубинки часто выступает на столичных мероприятиях. Он не только грозит и ругается. У Мельниченко есть конструктивная программа: государство должно наконец обратить внимание на селян. Заняться развитием инфраструктуры и жилищным строительством в дальних селах, удешевить кредиты для фермеров, упростить процедуру выдачи кредитов. И тогда крестьянин воспрянет. Зацветет деревенская Россия!

Журналисты любят брать интервью у свердловского самородка. Его называют «нашим Лукашенко». Пишут, что Мельниченко построил коммунизм в отдельно взятом селе.

«Беседы знаменитого фермера с прессой обычно проходят в кулуарах очередного столичного форума, куда Цицерон из Камышловского района Свердловской области приезжает жечь глаголом сердца москвичей».

Еще больше Василия Александровича полюбили прогрессивные блогеры. Сотни людей в «Фейсбуке» и «ВКонтакте» говорят друг другу: вот кого надо назначить министром сельского хозяйства! Сам Мельниченко успел создать общественную организацию «Всероссийский сельсовет» и даже провел съезд. Он подготовил большой пакет предложений для правительства и президента по спасению российской деревни.

При этом базовая, фермерская деятельность Мельниченко выглядит в сюжетах моих коллег и рассказах самого Василия Александровича довольно противоречиво. С одной стороны, там почти обязательно присутствуют упоминания о выдающихся успехах. На несомненное наличие таких успехов опирается вся конструкция «Золотой Самородок из Глубинки». В отличие от неумех из правительства он знает, как обустроить Россию. Поднял свою деревню – и страну поднимет.

С другой стороны, из тех же рассказов и сюжетов следует, что коммунизма в селе Галкинском, где живет и трудится знаменитый фермер, нет. От слова «совсем». А есть 300 безработных на 800 жителей и много других проблем. Ферма Мельниченко тоже вроде не слишком процветает. И даже не очень понятно, что она представляет собой в действительности.

По словам Мельниченко, безусловные успехи у него были раньше. И не в Галкинском, а в соседней Боковке. Там Василий Александрович вроде бы мощно развернулся в 90-е. Создал цветущий совхоз «Рассвет». Но в 1998 году на совхоз налетели казаки. Все забрали. А что не забрали, то сожгли. Казаки напали на совхоз вроде бы потому, что Мельниченко отказался платить за «крышу».

Беседы знаменитого фермера с прессой обычно проходят в кулуарах очередного столичного форума, куда Цицерон из Камышловского района Свердловской области приезжает жечь глаголом сердца москвичей. Или в телевизионной студии. Или где-нибудь в аэропорту. Исключений я видел всего несколько. Например, Максим Калашников («Рой ТВ») приезжал в Галкинское – и там Мельниченко на фоне полей неоглядных «озвучивал» все ту же программу спасения русского села. Максим также рассказал телезрителям, как вкусно можно покушать в придорожном кафе «Урал-Гриль», к которому наш фермер-динамит вроде бы имеет отношение. Потом Мельниченко вел репортаж с кролиководческой фермы. А в следующий раз говорил, что хозяйство у него чисто растениеводческое.

В общем, насмотревшись таких диалектических сюжетов, я захотел увидеть все своими глазами и поговорить с земляками великого заступника земли русской.

Человек с непростой биографией

Партизанить я не собирался. Позвонил Василию Александровичу Мельниченко, представился, попросил уделить мне немного времени в Галкинском. Знаменитый фермер ответил, что он сейчас в Москве, готовится к встрече с руководителями правительства. Домой попадет только во второй половине недели. Этот вариант меня устраивал. Я взял билет на среду и перед вылетом снова позвонил Мельниченко. Он сказал, что не успевает приехать. Много дел в столице.

— Но есть люди, которые без вас могут показать ферму и ответить на вопросы?

Василий Александрович сказал, что дела на ферме идут не блестяще, и стал подробно объяснять по телефону, как мало и непоследовательно государство помогает крестьянам. Но все-таки дал телефон «своего человека» Михаила Парасунько.

Я попросил контакты или хотя бы фамилии людей, которые работали с Мельниченко в Боковке и готовы рассказать о коммунизме в отдельно взятом селе. Моя просьба не вызвала энтузиазма. Мельниченко ответил, что прошло много времени. Что журналисты уже утомили этих людей.

Мне стало интересно: какие именно журналисты их утомили? Где можно почитать произведения этих журналистов? Но прояснить вопрос не удалось. И до сих пор не удается.

https://www.youtube.com/watch?v=IgD6ZBEY4FM

В первые же часы моего пребывания в Камышловском районе оказалось, что для местных жителей и местной прессы Мельниченко совсем не тот человек, каким его знают прогрессивные москвичи. Например, для земляков не секрет, что Василий Александрович оказался на Урале не по своей воле. Он работал милиционером у себя на родине, в Винницкой области, и там еще в 1970-е получил срок то ли за кражу, то ли за спекуляцию. Попал в знаменитую колонию № 13 для сотрудников правоохранительных органов, в Нижнем Тагиле. Оттуда был направлен на поселение в Камышловский район. В это время директор совхоза «Галкинский» Виктор Таусенов искал знающего человека для организации сельской детской изостудии. И ему сказали, что такой умелец по фамилии Мельниченко есть среди бывших заключенных.

Виктор Дмитриевич Таусенов сейчас на пенсии. Он охотно отозвался на мое предложение встретиться и поговорить о былом. Мы съездили с бывшим директором в село Галкинское, посмотрели окрестности. Точнее, осмотрели руины: вот бывшая молочная ферма, бывший кормоцех, заброшенные силосные траншеи… Все это было построено в советские годы. Теперь превратилось в развалины. Образуя некое архитектурное единство с кирпичным скелетом церкви, с 1930-х годов торчащим посредине села. Мельниченко много раз обещал ее восстановить, но пока не случилось.

Возвращаясь к былому: Таусенов вспоминает, что бывший зэк поначалу произвел на него хорошее впечатление. Он ясно, подробно и красиво рассказал, какую замечательную изостудию может создать. Но работу вел так себе. А скоро и вовсе к ней остыл. Попросился на другое дело: откармливать бычков. Тоже, по словам директора, справлялся неважно. Привесы в его бригаде были ниже, чем на других участках. Потом Мельниченко захотел создать дизайнерский кооператив.

— Он очень хорошо умел меня убеждать. Не раз, и не два, и даже не три раза я поддавался на его уговоры. Но все до одного дела, за которые этот человек брался у меня в совхозе, он провалил, – говорит Таусенов.

Что касается дальнейшей работы Мельниченко – в 90-е годы в Боковке – бывший директор Таусенов сообщил мне важную деталь, о которой, кажется, не упоминалось ни в одной из сладостных историй про коммунизм в отдельно взятом селе. Оказывается, во времена СССР в Боковке размещался подхоз. Подсобное хозяйство крупного свердловского предприятия. Очень богатого.

Для молодых читателей поясню, что такое подхоз. При советской власти государство заставляло директоров заводов участвовать в решении продовольственной проблемы. Создавать за городом подсобные хозяйства, откармливать там скот и обеспечивать заводских рабочих мясом и молоком. В конце 1980-х заставлять директоров перестали, они побросали подхозы – и туда как коршуны налетели предприимчивые «новые люди». Занимались они в основном утилизацией материальной базы, накопившегося советского добра.

«Он очень хорошо умел меня убеждать. Не раз, и не два, и даже не три раза я поддавался на его уговоры. Но все до одного дела, за которые этот человек брался у меня в совхозе, он провалил».

Следующий мой собеседник, тот самый Михаил Парасунько, телефон которого дал Мельниченко, подтвердил, что материальная база в Боковке была замечательная.

— Еще какая база! – сказал Парасунько, и глаза его масляно блеснули.

Михаил Васильевич знает Василия Александровича Мельниченко со своего детства. Они односельчане. Оба из Винницкой области. Только Михаил сильно помладше знаменитого фермера. В 90-е работал с Василием Александровичем в Боковке, создавал тот самый «Рассвет», но потом ушел. Почему? Так получилось.

Успехи в Боковке, по словам Парасунько, у Мельниченко были немалые. Какие именно? Лес возили в Казахстан и на Украину. Оттуда привозили зерно. А еще? Поставили пилораму. Чтобы, значит, не бревна продавать казахам, а брусья и доски. Это выгоднее. Ну, и в самой Боковке жилье строили. Пекарню поставили хорошую. Рыбный цех. Торговый центр построили. В других селах магазины открывали.

Спрашиваю у Парасунько, с кем еще из бывших работников совхоза «Рассвет» можно поговорить об успехах. Михаил в ответ повторил слова старшего друга: прошло слишком много времени.

— Ну, где же много? Ветераны труда вон подробно рассказывают журналистам о брежневских временах. Помнят в деталях семидесятые и восьмидесятые годы. А тут всего двадцать лет назад 250 человек радостно строили коммунизм в отдельно взятом селе – и все забыли?

Парасунько после паузы говорит, что люди по природе своей неблагодарны. Добра не помнят.

— Никто не помнит, ни один человек?

— Ну, почему. Есть Валентина Дмитриевна Козуб. Она работала в Боковке комендантом. Правда, сейчас ей далеко за 70. И у нее тоже есть обиды на Мельниченко, — признался Михаил Васильевич.

В общем, пока я не нашел ни одного объективного свидетеля свершений Мельниченко в Боковке. Об этих свершениях рассказывают только он сам и его друг Парасунько. Может, еще найду?

А вот людей, утверждающих, что свершений не было, даже искать не пришлось. Эта тема сама возникала в разговоре. Например, когда я беседовал я с Галиной Калугиной. У них с мужем известное на всю область фермерское хозяйство «Юрмач» в селе Квашнинском (того же Галкинского сельского поселения). Супруг Галины Григорьевны много лет возглавлял областную ассоциацию фермеров. И вот, рассказывая мне о крестьянском движении 90-х, о том, что у них, Калугиных, часто заседал дома неформальный фермерский «штаб», и отвечая на мой вопрос, участвовал ли Мельниченко в работе штаба, Галина Калугина ответила так:

— Я, наверно, неполиткорректно скажу…

— Как есть, так и скажите.

— В ту пору Мельниченко тихо дербанил Боковку. Про которую сейчас говорит, что создал там процветающее хозяйство. На самом деле он там разобрал, сдал, продал, разрезал и зарезал все, что можно было.

— Но он же там построил пекарню и пилораму. Рыбный цех организовал.

— Вы знаете, что представлял собой этот рыбный цех? Извините, это вот если я в домашнюю ванну рыбы напущу, получится то же самое… Он и нас пытался дербанить. Пытался тащить все, что можно, еще и у нас. Иногда ему это удавалось, — говорит Калугина.

Что касается легендарного налета казаков на Боковку в 1998 году, то собрать концы в этой истории пока не удалось. На мою просьбу назвать фамилию хоть одного из атаманов Мельниченко ответил по телефону, что этих людей уже нет в живых. А Парасунько сказал, что за казаками стоял один большой районный начальник. Назвал фамилию. Этот человек сейчас уже на пенсии. Я ему позвонил, предложил встретиться. Ветеран ответил, что Мельниченко законченный мерзавец и лжец, говорить о нем он не хочет. Но все же рассказал по телефону, как в свое время подал на «этого жулика» иск за клевету, выиграл дело и перечислил отсуженные «поганые деньги» в местный детский дом: «Можете позвонить туда и проверить».

Скелеты в Галкинском шкафу

Но это далеко не все, читатель. Нулевые годы оказались для здешних мест еще более лихими, чем 90-е. В 2005 году в селе Галкинском был убит председатель местного СПК — сельского производственного кооператива.

Михаил Парасунько мне предлагает:

— Угадайте, кто был объявлен главным подозреваемым? Конечно же, Мельниченко.

Сам Парасунько в то время уже не возил лес в Казахстан, а работал участковым милиционером как раз в селе Галкинском. Говорит, что тоже оказался бы под подозрением, если бы не находился в это время в отпуске на Украине. У него были билеты, но для алиби их оказалось недостаточно. И только когда две таможни, российская и украинская, подтвердили, что Михаил Васильевич Парасунько, 1968 года рождения, паспорт номер такой-то, действительно пересекал в эти дни границу, от него отстали.

А потом к участковому Парасунько ночью пришла одна женщина, и сказала, что знает, кто убийца. Она случайно услышала разговор в конторе кооператива накануне гибели председателя. Более того: обещала показать три трупа, зарытых за околицей села…

В общем, уже во второй день моей командировки на Урал из шкафа новейшей истории села Галкинское со стуком начали выпадать скелеты. Один за другим. Почти буквально. Михаил Парасунько продолжал раскрывать все более захватывающие и все менее бесспорные подробности событий вокруг гибели председателя. А поскольку за полчаса до этого Парасунько на голубом глазу мне заявил, что слухи об уголовном прошлом Мельниченко — это неправда, то и к подробностям «дела председателя» я отнесся без большого доверия. Тем более что Парасунько — единственный из моих собеседников, кто отказался говорить под диктофон.

Сомнений в истории с убийством не вызывает лишь одно обстоятельство: сам участковый Парасунько во время тех событий был обвинен в превышении служебных полномочий и получил три года колонии. Как установил суд, он вывозил одного из подозреваемых в убийстве в лес, пытал и унижал его.

После этого председателем СПК «Галкинское» стал брат убитого. А после него, в 2008 – Мельниченко.

Следующий разговор у меня состоялся с заместителем Василия Александровича Мельниченко по производственной части Петром Жакентаевичем Шариповым. То есть, наконец, через рассказы о былом и через страшные истории с трупами я добрался до собственно фермерских дел.

«В общем, уже во второй день моей командировки на Урал из шкафа новейшей истории села Галкинское со стуком начали выпадать скелеты. Один за другим. Почти буквально».

Они тоже оказались прискорбными. Хозяйство Мельниченко в последние годы сажает 50 гектаров картошки, сеет 300 гектаров зерновых и немного многолетних трав. Все это приносит сплошные убытки. Вообще, на каждом моем шагу выяснялось, что хозяин Мельниченко еще тот. Например, в 2014 году почти весь урожай картошки ушел у него под снег. Об этом Василий Александрович честно рассказал журналистке местной газеты. Хотя куда ему было деваться? Это москвичи, развесив уши, слушают о гигантских успехах и нечеловеческих перспективах. А местные все видят своими глазами.

В следующем, 2015, году картошка под снег не ушла, ее удалось собрать – и теперь она лежит в хранилище никому не нужная. Хотя должна была принести доход. Рассказывая несколько лет назад москвичам, какой он замечательный хозяин, Мельниченко говорил: «Прогноз один: картошка будет дорожать… Производителям картофеля такой спрос на картофель и цены, установившиеся на данный вид продукции, выгодны». Но картошка вопреки стратегическому прогнозу подешевела. А как насчет зерновых?

— Зерновые-то ничего, вырастили, — рассказывает мне Шарипов. — Но у нас нет сушилки. Нету сортировки. Ну и что толку, что мы вырастили зерновые? Они у нас и сгнили. Сейчас у нас оказалось убытков от зерновых на миллион пятьсот.

Петр Жакентаевич говорит, что хозяйству совсем наступили бы кранты, если бы «Александрович», то есть Мельниченко, не помогал ему из грантов.

Дело в том, что Василий Александрович получил за последние годы (с тех пор как его заметили в Москве) более трех миллионов рублей от государства на реализацию двух неожиданных для возделывателя картофеля программ: по борьбе с коррупцией и по развитию местного самоуправления. Помог Алексей Кудрин, обративший внимание на бойкого уральского многостаночника.

Реализация программ заключается, насколько я понимаю, в рассказах деревенскому народу (местному и с выездом на гастроли) о том, что коррупция — это плохо, а самоуправление, наоборот, хорошо. Не сомневаюсь, что Мельниченко рассказывает об этом замечательно. И составляет не только отчеты для грантодателей, но и чудесные, как майский сад, проекты по искоренению коррупции и бурному развитию деревенского самоуправления. Опыт есть. Василий Александрович и плакаты, говорят, здорово рисовал в сельском клубе под Винницей, а потом в колонии № 13. И подписи к ним сочинял — будь здоров. Даже в стихах.

Настоящих буйных мало

А теперь давайте я вам объясню, что это за явление – «фермер Мельниченко». По моему оценочному суждению, конечно. Ситуация довольно простая и очень грустная. В конце 1980-х годов в России возникла иллюзия, согласно которой широкое развитие фермерского движения позволит нам не только решить продовольственную проблему, но создаст новое качество жизни на селе. И российская глубинка через фермерство со временем станет похожей на американскую или шведскую.

Я в то время уже писал заметки на тему «земля крестьянам» и даже принимал участие в учредительном съезде Ассоциации крестьянских хозяйств и сельхозкооперативов России. Делал интервью с отцами-основателями АККОР Юрием Черниченко и Владимиром Башмачниковым.

Увы, довольно быстро выяснилось, что не в коня корм. Для массового и эффективного развития мелких и средних ферм, каких много в США и еще больше в Скандинавии, требуется тонкая, «кружевная» система настройки экономических интересов, горизонтальных и вертикальных связей. Российская деловая жизнь устроена иначе. Грубее и проще. Тут кружева не годятся.

Но наше сельское хозяйство не погибло. Его спасли и теперь довольно успешно выводят на новый, международный уровень не фермеры, а мощные вертикально интегрированные холдинги. Там все стадии производства (допустим, мясного): выращивание фуражного ячменя и люцерны, откорм скота, забой, разделка туш, расфасовка, доставка мяса в сетевые магазины, а часто и сама торговая сеть – находятся в одних руках. Иногда в тех же руках находится и банк, кредитующий такое сверхмощное хозяйство.

«И тогда на арене появляется вот такой уральский самоцвет с винницким сельским акцентом. Похожий внешне и по психотипу на когда-то знаменитого «народного академика» Лысенко».

Эти бронированные монстры уверенно шагают по стране. Повышают урожайность, привесы и надои. Благодаря агрохолдингам Россия уже полностью обеспечивает себя продовольствием по большинству позиций. Государству и действующим от его имени чиновникам гораздо проще иметь дело со сверхкрупными хозяйствами. Легче выстраивать балансы интересов (в том числе коррупционных), чем с тысячами мелких и мельчайших фермеров, которые только путаются у чиновников под ногами.

Продукция в агрохолдингах, как правило, дешевле, чем в фермерских и крестьянских хозяйствах. Как раз во время моей поездки в Свердловскую область местный фермер жаловался в областной газете: мол, сам-то я торгую медом, берут неплохо, но раньше рядом со мной на рынке стояли пять-шесть местных мужиков, продававших мясо. А потом в Камышловский район пришел агрохолдинг, построил крупный свинокомплекс «Уральский», установил низкие цены, и у мужиков на рынке мясо никто не берет.

Интересно, как отнеслись к таким сетованиям покупатели. На чьей они стороне?

Однако сельское хозяйство существует не только для того, чтобы кормить горожан. Но и чтобы занять деревенских жителей. Шведы и датчане могли бы покупать дешевое мясо в Аргентине, но берегут отечественный сельский уклад и помогают своим крестьянам материально. Платят им дотации и субсидии. В СССР, кстати, государство хоть и не так тонко, как в Швеции, но решительно поддерживало агросектор. Платило дотации совхозам и колхозам. Чтобы деревенские жители имели работу и заработок. А совхозы и колхозы следили, чтобы на селе не было тунеядцев. Хочешь не хочешь, бери лопату или вилы и выходи на работу.

Сейчас государство помогает в основном агрохолдингам. Мелкие фермеры и простые деревенские люди ему неинтересны. С точки зрения экономики — это логично и прагматично. Никакого «зашкаливающего бреда». Но ведь есть еще интересы сельских жителей. Их в России 37 миллионов. Вот только голосов этих людей, их мнений почти не слышно ни в телевизоре, ни в газетах, ни, тем более, в Государственной думе. Настоящих буйных среди селян мало, вот и нету вожаков.

И тогда на арене появляется вот такой уральский самоцвет с винницким сельским акцентом. Похожий внешне и по психотипу на когда-то знаменитого «народного академика» Лысенко. Он достает из широких штанин набор демократических шаманских погремушек образца 1987 года и начинает громко кричать о гибнущей стране, глупом правительстве и народном самоуправлении.

Эту виртуальную молотьбу с интересом наблюдают не только городские бездельники, но и многие другие люди. В том числе правильные, неконфликтные фермеры, умеющие работать и договариваться с чиновниками, выстраивать компромиссы. Они с большой иронией относятся к самому Мельниченко, но тоже приходят к выводу, что в последние годы государство списало их со счетов. Даже та скромнейшая помощь, какую фермерским хозяйствам давали раньше, сейчас урезается и сокращается. Кризис! Однако на ЧМ-2018 и на Росгвардию у государства есть миллиарды, а на поддержку села денег нет… И все молчат. А тут хоть этот заговорил. Какой есть.

В общем, жги, Александрыч! Лучше так, чем никак. Лучше кто-то, чем никто.

Источник: solidarnost.org