«Импортозамещение» претендует на звание самого частотного слова 2015 года в сфере экономической политики. Но чиновничья кампания уже схлынула, упёршись в ряд системных проблем, которые невозможно решить в рамках существующего подхода к управлению экономикой.

Если судить по прошлому году, в промышленности росли экспортёры (зерно, химия, оборонка, сельхозмашиностроение) и переработчики (производство мяса птицы, сыра, растительного масла). При этом росли прежде всего предприятия, имевшие недозагруженные мощности. Их, кстати, имели те, кто задолго до введения санкций делал ставки на внутренний рынок. Но достаточно посмотреть на традиционный перечень дефицитных отечественных продуктов питания — говядина, молоко, рыба — чтобы увидеть, что за полтора года жизни под санкциями заметно изменить ситуацию в этих сферах не удалось. И чтобы это сделать, нужно активнее заниматься промышленной политикой.

Впрочем, поддержка экспорта и поддержка производителей товаров для внутреннего рынка часто предполагают противоположную логику. Этот выбор сегодня нечасто осознаётся как дилемма, и тем не менее, это так. По сути, речь идёт о разных экономических моделях.

Постсоветская промышленная политика очень молода и нерешительна, хотя, надо признать, сама необходимость её существования за последние полтора года стала неоспоримой. Промышленная политика, по сути, есть система поддержки производителей, среди которых «высшей кастой» являются производители экспортируемых промышленных товаров. Такие производители часто определяют лицо территории. А вот экспортёры сырья — не очень-то. Экспорт сырья не создаёт лица — его создаёт экспорт продукции высоких переделов.

Руслан Гринберг, директор Института экономики РАН, заявил на Петербургском международном экономическом форуме 2015 года: «Нам говорили, что надо производить и продавать то, что продаётся на мировом рынке. Примерно так мы и действуем. И имеем в результате очень примитивную структуру экономики. Мне кажется, нужно заниматься экспортозамещением. Мы по-прежнему скандально зависим от цены на нефть, потому что 85 процентов нашего экспорта — это нефтепродукты. Нам нужно менять структуру экспорта».

Действительно, либеральная модель экономической специализации стран, которую сформулировал ещё двести лет назад Давид Рикардо, гласит: если у вас получается экспортировать зерно — вкладывайтесь в своё глобальное конкурентное преимущество, производите ещё больше зерна, и пусть все земли вашей страны будут отданы под зерновые. Если вы переигрываете всех в одном, вы сможете себе позволить купить всё остальное.

У любой, даже самой незрелой, промышленной политики идеология другая. В ней есть понятия продовольственной и прочей безопасности. В ней изначально заложена идея импортозамещения по широкому фронту. Соответственно, функция экспорта в этой модели кардинально другая. Экспортный продукт есть венец творенья — то, что мы имеем сообщить миру, а не только себе. Первая модель не нуждается даже в том, чтобы рядом с экспортёром зерна работали мукомолы и хлебопёки — все они заводятся как неизбежные паразиты экспортных поставок. Вторая модель сообщает нам, что как раз эти мукомолы и хлебопёки — и есть главные герои. Экспорт будет их наивысшим достижением, которое сообщает добавленную стоимость территории происхождения.

Когда мы сегодня говорим об экспорте и его развитии, необходимо понимать, в какой картине мира мы действуем. В той, в которой правят бал специализация на экспорте сырья и таргетирование инфляции, или в той, где есть импортозамещение и закон «О промышленной политике»? Те свежие примеры успешной работы южнороссийских компаний на внешних рынках, которые мы приводим в этом номере, показывают перспективы второго — безусловно, гораздо более зрелого пути, на который страна, в отличие от целого ряда компаний, пока только вступает.

Источник: expertsouth.ru