Особое мнение

все

Интервью

вопрос-ответ

задать вопрос

Эксперты

Сегодня Россия стала полноправным членом всемирной торговой организации. О том, почему процесс присоединения к ВТО растянулся на 18 лет, сколько потребуется кадров для работы в новых условиях и доведут ли до суда принятые страной защитные меры в отношении ряда «страдающих» от вступления в торговую организацию отраслей, в интервью корреспонденту РБК Daily Юлии Синяевой рассказал директор департамента торговых переговоров минэкономразвития Максим Медведков.

ВТО. 18 лет спустя.

— Максим Юрьевич, Россия шла к вступлению в ВТО 18 лет. Вы, как человек, который принимал в этом процессе непосредственное участие, не могли бы вспомнить самые яркие моменты? В чем заключались главные проблемы? Как нам удалось их преодолеть?

— Ярких моментов было много, но было много и тусклых. Все, как в обычной жизни, с одним принципиальным исключением — переговорный процесс с большим трудом поддавался планированию. На него влияло множество факторов, и внутренних, и внешних. Предсказать их было невозможно.

Плюс переговоры о присоединении существенно отличались от обычных торговых переговоров, так как любая присоединяющаяся к ВТО страна обречена на односторонние уступки. Взаимность здесь заключалась лишь в том, что присоединяющаяся страна должна убедить членов ВТО в том, что предлагаемые ей уступки разумны и достаточны, а в ответ получить их согласие на закрытие соответствующего переговорного направления. Таких направлений было несколько десятков. Наиболее сложными для нас были те, которые сопровождались требованиями о принятии дополнительных обязательств. Например, в сфере ценообразования либо доступа к природным ресурсам. Мы должны были оценивать не только их системную приемлемость для России, но и последствия для будущего баланса прав внутри ВТО. Поэтому правительство жестко определило красные линии, за которые мы выходить не могли ни при каких обстоятельствах.

В частности, они касались условий доступа на рынки некоторых товаров, например мяса, самолетов, автомобилей, услуг, в т.ч. финансовых или транспортных, многих системных вопросов, таких как деятельность государственных предприятий или естественных монополий. Правительство сейчас проводит в этих сферах более либеральную политику, но, если потребуется, сможет ее ужесточить без ущерба для наших обязательств в ВТО. Другая непростая тема — разрешенные объемы поддержки сельского хозяйства. Мы не вписывались в традиционный вэтэошный метод расчетов, нам нужно было больше. Нам нужны были переходные периоды по другим направлениям, которые были связаны с реализацией крупных проектов, например в автопроме или СЭЗ в Калининграде.

— Как все это получилось? С помощью старинного национального переговорного приема «не мытьем, так катаньем»? Фактически реальная работа по вступлению в ВТО началась с 2000 года. В 2004 году Россия подписала соглашение с Европейским союзом, в 2006-м — с США. Почему процесс затормозился? На то были больше политические причины (например, события в Грузии) или другие?

— Наша команда не начинала переговоры с нуля. Очень много сделали наши предшественники во время, когда российской делегацией руководил Георгий Габуния — яркий, талантливый переговорщик. Именно в 90-е были представлены базовые переговорные документы — меморандум о внешнеторговом режиме и первоначальные предложения по доступу на рынки. В 2000 году многие считали, что за три, максимум четыре года процесс мы завершим. Этого не произошло по многим причинам, в том числе и политическим. Позиция Грузии была лишь одним из «замедлителей». Вязко шли переговоры по внешне чисто техническим вопросам, например по техническому регулированию. Дискуссия по способам защиты от трихинеллеза пять лет безуспешно шла на уровне экспертов, а потом еще года полтора — на уровне руководителей. Таких сложных тем было много. За каждой стояли серьезные интересы — и коммерческие, и прямо связанные с безопасностью потребителей. У нас никогда не было директив завершить переговоры к конкретной дате. Это позволило выйти на приемлемые договоренности.

БЛАГО И ВЫЗОВ В ОДНОМ ФЛАКОНЕ

— К осени предполагается разработать стратегию защиты национальных интересов России в ВТО. В чем суть этой стратегии? Что она должна, на ваш взгляд, содержать?

— Проект стратегии готов. Он определяет базовые элементы нашей будущей позиции в ВТО, направления работы, по которым мы будем активны. Мы вряд ли будем играть на всех площадках в Женеве — для этого нет ресурсов, в этом нет и необходимости. Вряд ли будем мучить присоединяющиеся к ВТО страны, вытягивая из них никому не нужные уступки. Одна из приоритетных задач — поддержка скорейшего присоединения к ВТО Казахстана (этим мы будем заниматься всю осень), а также помощь в деле белорусского присоединения. Много будет текущей работы, в частности по снятию ограничений против российского экспорта.

— Говорилось, что России не хватает кадров для вступления в ВТО. Такого мнения придерживаются и чиновники, и депутаты, и эксперты. Называлось даже предварительное число — 300 человек. Согласны ли вы с этой точкой зрения? Кого именно нам не хватает?

— Работа внутри ВТО намного сложнее, чем работа по присоединению. Число специалистов прямо зависит от того, какую позицию в ВТО мы хотим занять. При варианте, так сказать, «пассивного созерцания» нам нужно еще человек 25—30, чтобы закрыть обязательные требования ВТО, например касающиеся нотификаций о торговом режиме. Если мы хотим занять активную позицию, продвигать в Женеве свои интересы, нужно кратно больше, и 300 человек для этого сценария — число минимальное. Почему 300? Производительность нашего бюрократического труда в этой сфере низка. Опыт многосторонней торговой дипломатии утерян. Эксперт по ВТО должен потратить минимум один день в неделю, а желательно и два на чтение специальной литературы, на повышение своей квалификации. Эти день-два ему сейчас не выкроить даже в течение месяца — масса совещаний, докладов, отчетов, конференций.

Значит, нужно больше экспертов. Прежде всего работающих по конкретным направлениям, например по субсидиям, по регулированию в сфере услуг, по ветеринарным мерам. В одних случаях с задачей лучше справятся экономисты, в других — ветврачи, в третьих — финансисты. Им нужны лишь дополнительные знания по правилам ВТО. Возможности и для базового, и для дополнительного образования по ВТО у нас есть и в Москве, и в Санкт-Петербурге. По некоторым темам лучше учиться за границей, такие возможности тоже есть, и наши специалисты ими пользуются. Я думаю, что в течение нескольких лет мы вопрос с кадрами решим. Ставка — на молодежь со свободным английским и желанием поработать на госслужбе минимум пять-семь лет. Многое будет зависеть и от позиции бизнеса. Чем больше там будет специалистов по ВТО, тем проще будет работать и гос­аппарату, так как именно бизнес является главным архитектором позиции в ВТО большинства членов организации. Важно разделить роли между московскими ведомствами и представительством при ВТО в Женеве, которое предстоит сформировать. Если представительство возглавит специалист в области торгового права, который сможет подобрать квалифицированную команду, войти в женевское закулисье, где «варится» вся или почти вся каша, многие задачи будут решаться проще… Наконец, нам надо восстанавливать профессиональную внешнеторговую аналитику.

Все это было, но куда-то исчезло. Без серьезного анализа в будущее не заглянешь. Реализация любых инициатив в ВТО требует как минимум нескольких лет, и было бы глупо инвестировать в этот процесс без ясного понимания, что будет в мировой торговле через пять, десять, пятнадцать лет.

— В целом как Минэкономразвития оценивает готовность российских компаний к ВТО?

— Главное изменение для компаний — снижение ввозных пошлин. Для некоторых это будет благом, для других — вызовом. Особенно в первые годы членства в ВТО государство должно подстраховывать бизнес, поддерживать его, в случае если импорт создает проблемы. На такую поддержку направлен принятый правительством план адаптации экономики.

ЛУЧШАЯ ЗАЩИТА — НАПАДЕНИЕ

— По мнению экспертов и иностранных специалистов, принятие закона об утилизационном сборе может навредить России, так как фактически закон дискриминирует зарубежных производителей и противоречит нормам ВТО. Согласно правилам Всемирной торговой организации, если права страны-импортера ущемляют, то она может инициировать судебное расследование. Как бы вы могли прокомментировать данный вопрос?

— Многие страны мира имеют похожий утилизационный сбор. Сам по себе он ВТО не противоречит. Сбор будут уплачивать и импортеры, и отечественные производители. Если у наших торговых партнеров возникнут проблемы с этим сбором, они действительно могут обратиться в суд ВТО. Будем судиться. Нам тоже не нравятся многие меры наших партнеров, нарушающие, по нашему мнению, правила ВТО, и мы не исключаем возможности рассматривать соответствующие дела в суде ВТО.

Суд ВТО — как раз один из важных инструментов, позволяющий контролировать выполнение участниками своих обязательств. Он дисциплинирует. Предугадывать его решения — дело безнадежное.

— Конгресс США в очередной раз перенес сроки отмены поправки Джексона—Вэника. Есть ли оценки, сколько американский бизнес может потерять, если вовремя не отменит поправку? Чем грозит перенос сроков?

— До тех пор пока поправка не будет отменена, нормы ВТО могут не применяться в торговле с США. Это означает, что эта торговля будет регулироваться действующим двусторонним торговым соглашением. Если американцы предпримут в отношении нашего экспорта меры, противоречащие ВТО, мы не сможем с ними бороться в суде ВТО.

Аналогичным образом американцы не смогут оспорить в суде ВТО наши противоречащие ВТО меры. Я не думаю, что мы сразу начнем друг друга «пинать» и «стращать». Хотя в среднесрочном плане, если поправка отменена не будет, стабильности в нашей торговле не прибавится.

— Оказалось, что вступления в ВТО опасаются не только наши производители, но и американские. Так, профсоюзы США отправили письмо в конгресс, в котором предупреждают о «возможной экспансии российских предприятий» на американский рынок. На ваш взгляд, их опасения оправданны?

— Российские куриные окорочка, востребованные в американских магазинах, уже не кажутся полной утопией. В свое время мы продавали на Запад и самолеты, и автомобили, их до сих пор можно встретить во многих странах Европы. ВТО — это ведь не волшебная палочка. ВТО может помочь создать благоприятные условия для экспорта, но само по себе не превратит наши товары в конкурентоспособные. Над этим надо работать нам самим. Это наша внутренняя задача, задача конкретных компаний, конкретных менеджеров, инженеров, агрономов. Если мы действительно заведем отечественную предпринимательскую инициативу, дело может пойти и потенциал ВТО будет работать на нас.