Особое мнение

все

Интервью

вопрос-ответ

задать вопрос

Эксперты

Первый зампред ЦБ, куратор банковского надзора Дмитрий Тулин в интервью РБК впервые раскрыл масштабы убытков сектора из-за кризиса, оценил риски новых санаций и рассказал, почему комиссии на долларовые счета — это «благое дело»

«Многое из того, что банки планировали, придется переделывать»

— Российские власти часто говорят, что санкции не сработали или сработали не так, как планировалось. Банк России тоже улучшал свои экономические прогнозы. Но некоторые эксперты возражают, что мы еще не столкнулись с худшими последствиями санкций. Из чего сейчас исходит ЦБ при регулировании — для банковского сектора худшее позади или еще впереди?

— Есть пословица: если хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Тем не менее, как и все люди, мы строим работу, опираясь на прогнозы, пытаясь предвидеть будущее развитие событий. Недавно был опубликован документ «Основные направления единой государственной денежно-кредитной политики», где есть три сценария. И ни по одному из сценариев мы, как Банк России, легкой жизни для себя и банковской индустрии не видим. Но опять же еще одна есть мудрость: если хочешь преуспеть, то надо надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. Пусть это звучит самонадеянно, но на самом деле мы готовы к любому развитию событий. Мы в любом случае обязаны сделать так, чтобы банки выполняли свои основные функции — обеспечивали сохранность сбережений и кредитовали экономику.

Но и мы, и Минэкономразвития убедились в том, что события последних шести месяцев не так резко, не так губительно отразились пока на экономике и на жизни людей, как можно было бы предположить. Негативный эффект будет более отложенным, растянется по времени.

— И для банковского сектора?

— И для банковского сектора тоже, поскольку нас, по всей видимости, в течение двух лет ожидает экономический спад и еще более длительное время — масштабная структурная перестройка экономики. Дело даже не только в том, что проблемный кредитный портфель созревает не сразу, а в том, что многим банкам придется менять рыночную стратегию, бизнес-модель. Многое из того, что они планировали, придется переделывать. Это может сказаться на их операционной эффективности, на рентабельности бизнеса.

На наших внутренних стратегических сессиях, обсуждениях, совещаниях мы выстраиваем сценарии гораздо круче, чем те, что описаны в официальных документах. Мы должны быть ко всему готовы. Более того, сценарии масштабных блокирующих санкций против российского банковского сектора и против Центрального банка мы обсуждали у себя с 2014–2015 годов и готовились к ним. Этим и объясняется развитие самообеспечивающей инфраструктуры — Национальной системы платежных карт, Российской национальной перестраховочной компании, национальной рейтинговой индустрии, Системы передачи финансовых сообщений.

«Не было никакой возможности не держать часть резервов в долларах и евро»

— Но половина резервов ЦБ была заморожена…

— То, что к началу 2022 года международные резервы были поделены, что называется, на две кучки — одна для мирного времени, а другая для ситуаций чрезвычайных, — это следствие работы, которая планомерно проводилась с 2015 года. Не было никакой возможности не держать часть резервов в долларах и евро, потому что именно эти валюты активнее всего использовались в международном и внутреннем платежном обороте страны. Они оставались главными валютами расчетов по внешней торговле. Продолжалось кредитование российских компаний в этих валютах, привлечение денежных средств на счета и во вклады от корпоративных клиентов, от физических лиц. Если есть постоянные обороты, должны быть и запасы.

Здесь полная аналогия с розничной торговлей: магазин, чтобы бесперебойно работать и удовлетворять спрос клиентов, держит запасы. Существуют малые склады при магазинах и большие склады на оптовых базах. Роль оптового склада для проведения операций в иностранных валютах в нашей экономике выполнял Центральный банк, который хранил государственные валютные резервы.

Особенность валютных запасов по сравнению с товарными заключается в том, что, если говорить упрощенно, хранятся они за границей. В связи с этим валютные запасы подвержены особому виду неэкономических рисков, который в учебниках называют риском национальных экономик. Это когда контрагенты не исполняют обязательства не потому, что у них финансовое положение ухудшилось, а потому, что исполнению обязательств препятствуют власти соответствующих иностранных государств.

Поэтому до тех пор, пока ставшие токсичными валюты используются в нашем обороте, риск будет сохраняться — денежные средства, иностранные активы в этих валютах, которые наши банки, не попавшие пока под блокирующие санкции, держат за рубежом, находятся под риском блокировки.

«Вероятно, потребуется точечная докапитализация»

— В мае вы говорили, что ЦБ намерен провести анализ финансовой устойчивости топ-20 банков, чтобы оценить, как крупнейшие игроки пережили первый шок, масштаб их возможных потерь. Завершилась ли эта работа? И к каким выводам вы пришли?

— Мы действительно работу эту проводили. Банки с нами активно сотрудничали, потому что общая беда объединяет. С конца февраля и, по крайней мере, месяца два мы встречались чуть ли не ежедневно здесь, на Неглинке, и обсуждали вопросы, выходящие далеко за рамки регулирования и надзора. Мы совместно пытались решать возникающие операционные вопросы, трудности в расшивке расчетов, в проведении операций, мы пытались найти решения, активно предлагая в том числе свои возможности, свою инфраструктуру, свою платежную систему. Было такое общее чувство солидарности. Банки готовы были предоставлять нам любую отчетность — не только официальную финансовую, но и управленческую. И мы оперативно могли делать весьма реалистичные оценки возможных финансовых и других последствий происходящего.

Для крупнейших банков мы сделали еще одну итерацию оценки по состоянию на 1 июля. И мы будем продолжать актуализировать эти данные до конца года, потому что ситуация на рынке динамично развивается. Но качественный вывод, скорее всего, не изменится: системной докапитализации банковского сектора пока не требуется. Вероятно, потребуется принятие точечных решений по отдельным банкам в виде финансовой поддержки со стороны их акционеров. Причем такие решения чаще всего не будут связаны с необходимостью восполнять критические потери капитала — они будут нужны для поддержания роста кредитования, чтобы банки полноценно выполняли основные экономические функции.

— У акционеров такая возможность и желание есть, вы с ними это обсуждаете?

— Конечно, обсуждаем. Думаю, будут единичные случаи, буквально один-два, когда бы мы рекомендовали финансовую поддержку и пополнение капитала уже до конца года. В других случаях вопрос терпит до следующего года, и мы будем смотреть, как ситуация будет развиваться, в какую сторону. Эти выводы нас порадовали, конечно. Ранее мы готовились к более серьезным последствиям и решениям.

— Обсуждает ли ЦБ вопрос докапитализации банков с правительством?

— Еще марте-апреле были совещания в правительстве, где мы обещали дать оценки потребностей банков в докапитализации (если она будет необходима) не позднее ноября. К настоящему времени стало ясно, что системная докапитализация банковского сектора пока не требуется, но могут понадобиться точечные решения по оказанию финансовой помощи конкретным банкам их собственниками. О своих предварительных выводах на этот счет мы планируем известить правительство уже в сентябре.

— А предварительно как правительство на это реагирует? Готово финансировать или придется искать какие-то схемы, чтобы ЦБ помогал?

— Государство периодически пополняет капитал принадлежащих ему банков за счет средств федерального бюджета. Кроме того, со стороны официальных представителей правительства уже были сделаны публичные заявления о том, что при необходимости на эти цели могут быть использованы и средства ФНБ (Фонда национального благосостояния. — РБК).

«Финансовый результат в первом полугодии — минус 1,5 трлн руб.»

— Вы сказали про потери. Можете раскрыть примерные масштабы?

— Напомню, в 2019 году в целом чистая прибыль банковского сектора после уплаты налогов составила 1,7 трлн руб., в 2020 году — 1,6 трлн руб., в 2021 году — 2,4 трлн руб., если округлить. В первом полугодии 2022 года чистый финансовый результат был отрицательный — минус 1,5 трлн руб.

Но на 1 января капитал банковского сектора, включая величину неаудированной прибыли 2021 года — те самые 2,4 трлн руб., мы оценивали в 12,6 трлн руб. А запас прочности по капиталу — сколько банки могут потерять, не нарушая ни один из главных нормативов достаточности капитала, — 7 трлн руб. Несколько упрощая, можно сказать, что в результате понесенных банками потерь была использована меньшая часть из этого запаса прочности. Это не самая дорогая цена преодоления последствий того мощного удара, который был нанесен нашей банковской системе санкциями. Можно сказать, обошлись пока малой кровью.

Конечно, запас прочности по капиталу в 7 трлн руб. накануне кризисных событий распределялся между банками неравномерно. Наиболее осторожные, осмотрительные банки сознательно поддерживали капитал на уровне, значительно превышающем нормативные показатели. Поэтому они смогли относительно безболезненно перенести большие потери и сохранить потенциал для роста кредитования без финансовой поддержки акционеров. Менее осмотрительные банки, работавшие без большого запаса прочности, оказались и более уязвимыми в стрессовой ситуации.

— Из чего возникли эти 1,5 трлн руб.?

Из них около 1 трлн руб. пройдет по графе «операции с иностранной валютой» — это реализация потерь вследствие вынужденного прекращения сделок с производственными финансовыми инструментами, потому что контрагентами наших банков по хеджирующим сделкам были в основном иностранные банки стран, которые ввели санкции. Речь идет прежде всего о свопах и форвардных контрактах.

Когда происходило их прекращение, то, в зависимости от валютного курса в моменте, наши банки фиксировали результат, в основном убытки. Многим банкам не повезло по закону бутерброда, который падает всегда не той стороной. Волатильность валютного курса была огромная, сначала рубль упал, а потом отжался — курс был 110, а потом стал 55. Так получилось, что на низком курсе рубля зафиксировали убытки по производным финансовым инструментам.

Кроме того, у многих банков, занимающихся международными операциями, есть открытая балансовая позиция по валютному риску, которую не могут теперь быстро закрыть из-за сворачивания рынка производных финансовых инструментов. Соответственно, курс меняется, и меняется финансовый результат из-за эффекта валютной переоценки. У некоторых банков перекосило позицию в неудачную с точки зрения рыночной конъюнктуры сторону. Они потеряли сначала на ослаблении рубля, а потом еще раз потеряли уже на его укреплении. Но других значимых потерь банки пока не понесли. Сокращение чистого процентного дохода за полугодие — всего на 5% в сравнении с первым полугодием 2021 года.

— Сколько банков прибыльны, а сколько нет?

— Три четверти из общего количества банков по итогам первого полугодия прибыльные, а одна четверть — убыточные. Среди 13 крупнейших, системно значимых банков соотношение прибыльных и убыточных — 60 на 40%. То есть и в этой группе прибыльных все равно больше половины.

Почему малые и средние банки меньше пострадали? Не только потому, что они под санкции не попали, некоторые тоже попали, но еще потому, что они меньше были вовлечены в обслуживание внешнеэкономических связей, у них меньше было операций на международных финансовых рынках.

Убытки убыточных банков составили 1,9 трлн руб., а прибыль прибыльных банков — 400 млрд руб. Таким образом, алгебраически мы получаем общий убыток на 1,5 трлн руб. Но, что очень важно, ни у одного из банков, потерпевших убытки по итогам первого полугодия, капитал не ушел в отрицательную зону. Более того, у абсолютного большинства банков эти убытки, пусть и выглядят внушительно по суммам, не приводят к нарушению обязательных нормативов достаточности капитала — причем даже без использования этими банками временных регуляторных послаблений.

— Сохранится ли такая ситуация по итогам 2022 года?

Будущее трудно предсказать, но по базовому сценарию и даже по некоторым вариантам пессимистического сценария вероятность того, что по итогам года уже полученный отрицательный финансовый результат не вырастет или даже уменьшится, — выше 50%. Это оценки самих банков, и мы с ними согласны.

Что может оказать наиболее существенное влияние на финансовый результат банков до конца года? Во-первых, банки будут решать вопросы с активами, которые де-юре не заблокированы, но по которым есть операционные сложности в отношениях с контрагентами — то есть возврат активов затруднен. К примеру, контрагенты из стран, которые мы называем нейтральными либо дружественными, не имеют возможности исполнить обязательства перед попавшими под санкции российскими банками платежом в долларах или евро. Теперь стороны вынуждены договариваться об использовании альтернативных способов урегулирования обязательств, и можно ожидать, что часть проблем будет решена еще до конца года.

Во-вторых, дополнительную неопределенность относительно финансового результата по итогам года создает наличие у многих банков открытой валютной позиции. Банки будут стараться до конца года закрыть или существенно уменьшить эту позицию. Но как быстро им удастся это сделать в реальности и при каком значении рыночного валютного курса — точно сказать пока нельзя.

Гораздо более инерционный процесс — вызревание проблемного кредитного портфеля, которое может длиться не один год. Фактор инерционности здесь играет на руку банкам — потери по кредитному портфелю будут растянуты во времени и покрываться за счет прибыли не только текущего, но последующих лет. Кроме того, банки умеют управлять кредитным риском и работать с проблемным портфелем. Можно сказать, что это их повседневное ремесло, хлеб насущный. Поэтому угрозы с этой стороны нам представляются ограниченными и контролируемыми.

«Будем раскрывать отчетность в два этапа»

— ЦБ в марте разрешил российским банкам не публиковать регулярную отчетность. Когда она может начать раскрываться?

— Есть две причины, почему закрыли отчетность. Первая — это риски информационных атак на российский финансовый сектор. Попытки таких атак мы видели в начале весны. И данные по финансовым результатам конкретных банков создавали бы дополнительные возможности для веерных рассылок негатива и провокаций с целью вызвать панику вкладчиков.

— Как это было в 2013–2014 годах, когда начиналась расчистка сектора?

— Да. И этому противостоять очень сложно. Мы это уже не раз проходили, причем в гораздо более спокойные времена.

И вторая причина — публикуемая банками отчетность очень подробная. Она раскрывает, например, валютную и географическую структуру операций банков, имена крупнейших заемщиков и связанных с банками лиц. То есть раскрывает информацию, которая увеличивает санкционные риски для банков.

Пока мы исходим из того, что мы будем раскрывать отчетность в два этапа. Сначала мы дадим право раскрывать отчетность тем, кто хочет этого сам, а потом уже обяжем это сделать остальных.

Мы планируем до конца года договориться о том, на каком уровне детализации будет возобновлено раскрытие банками финансовой отчетности и прочей информации. Банковские клиенты и вкладчики должны иметь доступ к информации, позволяющей оценивать финансовое состояние банков. Отсутствие информации рано или поздно может пошатнуть доверие людей к банкам, а без такого доверия функционирование банковской системы попросту невозможно. Полагаю, что закрытой останется самая чувствительная информация — чувствительная для конкретных людей, компаний и в целом для страны в условиях сохраняющейся геополитической напряженности. Но финансовый результат и капитал банков, структура операций — вероятно, в более агрегированном виде, чем прежде, — конечно же, будут раскрываться.

«Изменилась экономическая сущность валютных счетов»

— У нас существенная часть банковского сектора под санкциями. Но те, кто не под санкциями, все равно сталкиваются с закрытием корсчетов в западных банках. И, соответственно, всем банкам внутри страны хранить доллары и евро, во-первых, дорого, во-вторых, страшно, потому что ЦБ предупреждал о риске санкций против Национального клирингового центра (в нем учитывается валюта местных участников торгов, то есть санкции могут привести к заморозке этих средств). В этой ситуации как вы в целом оцениваете изменение роли доллара? Нужен ли он еще российской экономике и для чего? Или он стал такой вещью в себе?

— Роль этих валют как платежного инструмента для российской экономики будет стремительно уменьшаться, причем естественным образом, даже без какого-либо регуляторного воздействия со стороны российских властей. Препятствия для использования этих валют в международных расчетах возникают извне: и как официальные санкции, и как частные инициативы иностранных контрагентов российских банков. Например, закрывают нашим, не попавшим под официальные санкции, банкам корреспондентские счета за границей и тем самым лишают их возможности осуществлять расчеты в долларах, евро, фунтах. Бывают ситуации, когда иностранные банки проводят, что называется, итальянскую забастовку: все правила по форме соблюдаются, а по сути все выходит наоборот. Например, на комплаенс-процедуры уходят недели и месяцы, и платежи застревают.

Банки раньше своих клиентов почувствовали, что традиционные мировые резервные валюты стали для российской экономики реально опасными, токсичными активами. Они пытаются всеми способами отказываться от токсичной валюты, которую им приносят население и корпоративные клиенты. Потому что полноценно исполнить свои обязательства по валютным счетам и вкладам российские банки не могут. На это есть две причины. Первая — это нехватка наличной валюты: нас отрезали от каналов межбанковских, оптовых поставок банкнот. Есть некоторый приток валютной наличности в банки, но он небольшой — ручеек по сравнению с полноводными реками в недавнем прошлом. Вторая: переводы за границу и использование банковских карт для оплаты расходов за границей — это тоже проблема. То есть обязательства в иностранной валюте перед гражданами есть, а исполнить их в той форме, которая была предусмотрена договором счета или вклада, банки по не зависящим от них причинам не могут.

Отсюда и непопулярные, но логичные меры банков по «выталкиванию» валютных клиентов — исключение из продуктовой линейки валютных вкладов и взимание комиссии за ведение валютных счетов. Многие клиенты недовольны такой политикой банков. На самом же деле, выдавливая с помощью экономических мер клиентов из валютной формы сбережений, банки делают благое дело не столько для себя, сколько для самих клиентов. Поскольку банки находятся, можно сказать, на переднем крае санкционной атаки, они раньше остальных участников рынка осознали опасность использования токсичных валют и предупреждают об этой угрозе клиентов.

— Насколько высоки сейчас риски и потери граждан, владеющих безналичной валютой?

— Интересы граждан при хранении денег на банковских валютных счетах защищены в такой же степени, что и при хранении денег в рублях. Такая защита обеспечена тем, что банки могут исполнять обязательства по валютным счетам платежами в рублях и делают это без всяких затруднений. А вот исполнение банками обязательств платежом в токсичных валютах становится все более и более проблематичным. Можно сказать, что изменилась экономическая сущность валютных счетов — они фактически превращаются в рублевые счета с привязкой к валютному курсу. Поэтому их привлекательность падает, а процесс девалютизации экономики ускоряется.

— Обратная сторона этой истории — это запуск торгов альтернативными валютами, в первую очередь юанем, но не только. Как вы считаете, насколько высоки риски по ним? Не выше ли, например, рыночные риски, в том числе потому, что относительно низкая ликвидность у этих валют в России? Или политические риски той же самой заморозки?

— Теоретически есть риск, что отдельные страны вдруг присоединятся к санкциям. Однако на практике географическое распределение геополитических рисков достаточно стабильно и предсказуемо. Поэтому использовать в расчетах валюты стран, не поддерживающих санкции против России, все же намного безопаснее.

А вот с длительным хранением накоплений в альтернативных валютах могут быть нюансы. Национальные валюты отдельных стран значительно различаются между собой по уровню ликвидности, волатильности валютного курса и возможности их использования на товарных и финансовых рынках. Поэтому выстраивание международных расчетов с использованием альтернативных валют требует индивидуального подхода в зависимости от конкретной страны и конкретной валюты. Если говорить о банках, то для них рыночный риск по операциям в любой валюте закрывается, если активы и обязательства банков в каждой отдельной валюте сбалансированы.

«Мы не ожидаем повторения событий 2014–2017 годов»

— И в пандемию, и в этот кризис банки получили масштабные послабления, по крайней мере, по резервированию кредитов. Но проблемы вызревают не сразу. Как Банк России оценивает риск того, что последствия текущего кризиса наложатся на то, что не успело проявиться после пандемии?

— Хочу напомнить, что в самый разгар пандемии, который пришелся на 2020–2021 годы, российские банки заработали рекордно высокую прибыль и в целом укрепили финансовое положение. Одновременно банки создали вполне адекватные резервы по проблемным кредитам. В 2021 году очень хороший финансовый результат показали и большинство отраслей реального сектора. Это говорит о том, что экономика прошла через пандемию без видимого ухудшения финансовой устойчивости предприятий финансового и реального секторов.

В конце 2021 года сколько-нибудь значимого отложенного негативного влияния пандемии на банки мы не прогнозировали, а результаты надзорных стресс-тестов свидетельствовали о достаточно высокой стрессоустойчивости банковского сектора. Когда несколько месяцев спустя реализовались геополитические риски, банки доказали живучесть уже не в ходе проведения тренировочных тестов, а в условиях реального рыночного шока. Как мы уже говорили, последствия этого шока могут иметь отложенный эффект. За первым шоком могут последовать и другие, но возможное влияние пандемии на этом фоне уже не окажется материально значимым.

— Может ли повториться сценарий масштабной санации 2017 года, который отчасти был вызван кризисом 2014-го?

Я уже говорил, что мы должны на всякий случай готовиться к любым сценариям развития событий. Мы всегда можем задействовать механизм банковских санаций через Фонд консолидации банковского сектора, который себя хорошо показал в 2017–2018 годах. Мы думаем и о создании новых, дополнительных механизмов финансовой поддержки банков с задействованием на эти цели ресурсов самого банковского сектора. Почему финансовое оздоровление банков должно проводиться только за счет государственного бюджета или Центрального банка, то есть в конечном итоге за счет населения? Банки могли бы создать специальный фонд для поддержания финансовой устойчивости кредитных организаций при наступлении форс-мажорных событий и перечислять в него деньги по аналогии с отчислениями в Фонд обязательного страхования вкладов.

И все же мы не ожидаем повторения событий 2014–2017 годов, когда банковские крахи происходили из-за проблем, копившихся в банковском секторе на протяжении многих предшествующих лет, задолго до 2014 года. События 2014 года лишь усугубили эти застарелые проблемы, вывели их наружу. Не будем забывать, что проведенная в последние годы работа по масштабной докапитализации банковского сектора и его очищению от недобросовестных участников рынка принесла плоды. Банковский сектор образца 2022 года разительно отличается в лучшую сторону от того, каким он был пять—десять лет назад. Именно поэтому мы и держим сейчас удар, который в прежние времена отправил бы нас в нокаут.

Почему еще недавно банки складывались, как карточные домики, даже при относительно слабых рыночных шоках? Потому что капитал у них был фиктивный, только «на бумаге», а их руководители в кризисных ситуациях вместо того, чтобы бороться за выживание банков, ускоряли их крах, присваивая себе деньги кредиторов и вкладчиков. С тех пор изменилась обстановка и в банковской индустрии, и в органе банковского надзора.

«Банк России не относится к текстам «Базеля» как к священному писанию»

— Банк России допускал продление некоторых послаблений для кредитных организаций. Что вы точно готовы продлить и на какой срок?

— Основные антикризисные меры действуют до конца года, например, по фиксации валютных курсов и цены активов для расчета нормативов, неприменение мер за несоблюдение нормативов концентрации или базельских нормативов ликвидности. В каком формате их продлевать и надо ли это делать, мы окончательно решим в октябре-ноябре. Какую-то часть, вероятно, можно будет отменить. Одним словом, будем проявлять гибкость и действовать по ситуации.

Главными кандидатами на отмену с начала следующего года пока представляются послабления в виде фиксирования стоимости валютных активов и ценных бумаг. Но есть вопросы, с которыми банкам по объективным причинам будет трудно справиться до конца года. Например, открытые валютные позиции. Сейчас индивидуальные значения этих нормативов для отдельных банков очень разные, и не факт, что банки успеют до конца года уменьшить свои открытые позиции до общих стандартных значений. Также есть сомнения относительно способности всех банков до конца года «вписаться» в норматив концентрации риска на одного заемщика (Н6). В случае продления послаблений по этим двум нормативам мы будем согласовывать с банками индивидуальные планы их поэтапного выхода из режима послаблений.

Мы также планируем предоставить попавшим под санкции банкам длительные сроки на формирование резервов по заблокированным иностранным активам. Это скорее даже не послабление, а обычная регуляторная практика в таких ситуациях. Ведь де-юре замороженные иностранные активы пока не конфискованы, а заблокированы, и единовременное признание по ним 100-процентных потерь выглядело бы излишне консервативным подходом.

— Если про новую концепцию регулирования говорить, это некий баланс между требованиями «Базеля III» и желанием банкиров построить национальную альтернативу — «Воронеж 1», как выразился глава ВТБ Андрей Костин? К какому из этих двух полюсов ЦБ в итоге окажется ближе?

— В основе «Базеля», начиная с его первой версии, лежит абсолютно правильный принцип. Его можно выразить так: банки должны поддерживать капитал на таком уровне, чтобы суметь за счет собственных средств покрыть потери от реализации присущих банковской деятельности рисков. От этого основополагающего принципа не откажутся ни сами банки, ни тем более Банк России. Однако интрига, как всегда, кроется в деталях.

Можно по-разному считать капитал и по-разному измерять риски. Методологические подходы к таким расчетам и измерениям неизбежно меняются вместе с изменениями рыночных условий и, соответственно, [в зависимости от] профиля рисков банковского сектора. Рекомендации Базельского комитета по банковскому надзору могут, во-первых, не поспевать за стремительными переменами в мире и, во-вторых, не в полной мере учитывать особенности национальных финансовых рынков. Поэтому многие национальные регуляторы в той или иной степени отклоняются от буквы базельских рекомендаций, причем не обязательно в сторону снижения требований к участникам рынка, а зачастую наоборот. Банк России тоже не относится к текстам «Базеля» как к священному писанию.

«Уставшими банкиры не выглядят»

— Вам принадлежит определение «уставшие банкиры»…

— Не раз уже об этом пожалел, потому что невольно обнадежил собственников небольших частных банков, которые потом приходили и просили помочь им выйти из банковского бизнеса, потому что они устали. Правда, потом обнаруживалось, что эти люди начинали чувствовать усталость только после того, как принадлежащие им банки оказывались на грани финансового краха.

— Важная деталь.

— Я бы сказал решающая, потому что в такой ситуации выйти из банковского бизнеса по-хорошему, без ущерба для репутации, уже невозможно — то

— А какие банкиры сейчас, после этого кризиса?

— По крайней мере, уставшими они не выглядят — в основном бодрые и энергичные. Конечно, в первые дни кризиса люди по-разному себя проявляли — кто-то испытывал прилив адреналина, а кто-то падал духом или обижался на весь мир. Но потом все как-то выровнялись — человек ко всему привыкает.

— В общем, обиженные, но не сломленные.

— Не сломленные — и даже закалившиеся. Это главное.

rbc.ru

Прогноз биржевых цен на 2 сентября 2022