Особое мнение

все

Интервью

вопрос-ответ

задать вопрос

Эксперты

На фоне падения российского рубля к казахстанскому тенге импорт из России становится гораздо более привлекательным для отечественных предпринимателей, чем экспорт наших товаров в РФ. Но что происходит сегодня в торговле между двумя странами?

 

О российско-казахстанских торговых отношениях и о том, как будет поддерживаться казахстанский экспорт, в интервью агентству КазТАГ рассказал заместитель председателя правления АО «Национальное агентство по экспорту и инвестициям «Kaznex Invest» Мейржан Майкенов.

 

— По данным Евразийской экономической комиссии, за 8 месяцев Казахстан снизил экспорт своей продукции в Беларусь на 55,7% до $20,3 млн, в Россию — на 20% до $3,3 млрд. Вместе с тем импорт из этих стран в РК снизился не так сильно: из Беларуси — на 3,2% до $398,3 млн, из РФ — на 22,9% до $8,7 млрд. В чем причины такого снижения объемов экспорта?

 

— Да, экспорт у нас падает на 20% с Россией. Когда мы говорим о взаимной торговле, у нас 95% всей торговли в рамках Таможенного союза приходится на Россию, что в экспорте, что в импорте. Поэтому Россия — партнер номер один. Экспорт упал на 20%, импорт тоже — на 22%. Если брать в денежном выражении, то импорт упал в 3 раза больше.

 

Здесь есть две причины. В первую очередь, это политическая ситуация в России, которая привела к сокращению. Второе — это экономически, когда есть кризисные явления и это сокращает спрос. По тем товарным позициям, где Казахстан экспортирует, прошло значительное сокращение со стороны Российской Федерации.

 

С другой стороны, сокращение идет не от того, что Казахстан перестал производить меньше и экспортировать меньше, это обусловлено спросом. Мы видим, что идет сокращение экспорта зерновых на Россию, сократился экспорт урана, алюминия. Такие крупные позиции внесли свой вклад в общее падение экспорта.

 

С точки зрения импорта можно отметить, что мы стали меньше покупать нефть, нефтепродукты и металлические трубы. Поэтому явных причин мы не видим. Есть причины глобального характера, больше относящиеся к политической ситуации и в целом состоянию экономики. У нас темпы производства есть во всех отраслях. Если экспорт сокращается, значит, эти объемы либо остаются в Казахстане для дальнейшей переработки, либо перенаправлены на другие рынки.

 

— Политическую ситуацию вы имеете в виду в России?

 

— Да, в России. Если говорить про импорт, то понятно, что у нас, с одной стороны, идет укрепление рубля, девальвация тенге, произошедшая до этого, тоже дает свои результаты, соответственно, вся эта экономическая ситуация влияет в целом на динамику, товарооборот, но не оттого, что мы стали что-то производить.

 

— Вы имеете в виду ослабление рубля?

 

— Мы говорим о восьмимесячном периоде. За эти восемь месяцев сначала идут экономические аспекты, а потом политические больше.

 

— Есть ли надежды на увеличение казахстанского экспорта в Россию и Беларусь на фоне продолжающегося укрепления курса тенге к российскому рублю?

 

— Надежды, конечно, всегда есть, потому что Россия и Беларусь в рамках Таможенного союза всегда были и остаются торговыми партнерами Казахстана. С другой стороны, денежная политика и волатильность валютных курсов тоже играют свою роль. Тут не то, что палка о двух концах, а скорее стрелочный перевод. Когда мы говорим «девальвация» и падает тенге, мы говорим, что это хорошо для экспорта, поскольку цена казахстанского товара в перерасчете в валюте снижается, соответственно, он увеличивает конкурентоспособность.

 

При девальвации хорошо экспортеру, плохо — импортеру, потому что то, что завозится в Казахстан, автоматически дорожает в перерасчете в тенге. Когда мы говорим об укреплении курса тенге к рублю, это, конечно, вызывает определенную озабоченность в плане того, что теперь казахстанская продукция в перерасчете на рубли будет стоить чуть дороже, чем они раньше продавались.

 

Это влияет на конкурентоспособность уже на российском рынке. Соответственно, весь российский импорт удешевляется для казахстанского производителя, переработчика и т. д. Что касается укрепления, то аналитики отмечают, что это — временное явление. Однозначные прогнозы сейчас сложно давать, сколько продлится и вообще какое падение будет, дно или наоборот — рост.

 

Но однозначно можно говорить, что благодаря, может быть, таким колебаниям валютного курса и политической ситуации, мы видим большой интерес со стороны России к казахстанской продукции. Поэтому надеемся, что наши производители вовремя отреагируют, пересмотрят свои планы и сориентируются, может, на российский рынок.

 

— То есть с местного рынка на российский?

 

— И с местного, и с других рынков. Потому что у нас сейчас участились запросы по выходу на российский рынок по продуктам питания, потому что ценовая политика позволяет. Там в любом случае дороже. Это огромный рынок, и Таможенный союз дает большие бонусы.

 

— Для казахстанских экспортеров резкое укрепление тенге к рублю — это явно плохо. После февральской девальвации тенге им было выгодно поставлять продукцию в Россию, но в текущих условиях экспорт стал гораздо менее интересен. Возможно ли увеличение импорта из России в Казахстан, то есть вместо того, чтобы казахстанские продукты поставлялись в РФ, мы наоборот нарастим импорт российской продукции по причине ее удешевления?

 

— Валютные курсы играют большую роль. Изменение валютных курсов однозначно отражается на экспортерах. У экспортера остается возможность своевременно реагировать на эти вызовы либо делать выбор за третьей валютой, которая более устойчива. В данном случае мне кажется, что многие операции, скорее всего, перейдут на долларовую зону с Россией.

 

Раньше, когда были скачки с долларом и пошла девальвация, многие, я знаю, когда работали с Россией, переходили на рублевые контракты. Соответственно, сейчас, наверное, какие-то потоки пойдут в долларовом выражении. Здесь, конечно, большие риски у самих производителей. На курсе валют они могут много потерять. Особенно на долгосрочных контрактах, если эта ситуация останется и дальше. Конечно, это вызывает определенные опасения, но здесь много других глобальных факторов, которые влияют на все это.

 

Это не совсем регулируется изнутри и во многом это не зависит от желания самих производителей. Все эти колебания и отражаются на динамике экспорта и товарооборота в целом. Мы не говорим только об экспорте — здесь и импорт страдает. Нельзя говорить, что это происходит только с Россией. Уже видно, что идет определенная стагнация в мировой экономике: сокращается потребление, растут цены на основные товары. Идет такая волна кризиса.

 

— То есть вы рекомендуете казахстанским экспортерам работать с Россией в долларах?

 

— Не то, что рекомендация. Это можно проанализировать в зависимости от ситуации, которая складывается в конкретном случае. В любом случае надо иметь в корзине какую-то твердую валюту. Но доллар — тоже не совсем, потому что россиянам это может быть невыгодно. Идет большое падение рубля к доллару. У нас наоборот идет укрепление тенге к рублю и доллару более-менее. Поэтому для казахстанского экспортера более надежная валюта сейчас — это американский доллар на фоне всех этих явлений. Поэтому на среднесрочный период, наверное, доллар.

 

— Можно ли говорить о каком-то прогрессе в отношении экспорта обработанной продукции в страны Центральной Азии, Афганистан и Иран? Ранее некоторые из них ввели акцизы на казахстанскую муку и другие продукты. Удалось ли прийти к какому-то консенсусу по данному вопросу?

 

— Если говорить обо всех этих рынках, то для Казахстана они являются традиционными и можно сказать — стабильными. Там нет высоких колебаний, падения и роста. Согласно данным статистики, мы ежегодно экспортируем порядка 4 млн тонн груза в эти страны. В денежном выражении это где-то $2 млрд. Эта цифра у нас практически постоянная. В ближайшей перспективе страны Центральной Азии для нас являются приоритетными, потому что мы видим определенный рост экономик этих стран, соответственно, идет рост потребления определенной продукции.

 

Эту продукцию мы можем предложить и, соответственно, это одна из возможностей наращивания экспорта в эти страны. Что касается акцизов на муку, то Узбекистан применяет акцизы на более чем 400 товарных групп. Объяснимая причина — это защита внутреннего рынка, но, с другой стороны, это удорожает импорт, то есть ставка акцизов доходит от 5% до 200% — в зависимости от товаров.

 

Что касается казахстанской муки по Узбекистану, то в 2011 году Узбекистан ввел 15%-ный импортный акциз на казахстанскую муку. Соответственно, у нас начал сокращаться экспорт муки в эту страну. Путем переговоров нам удалось в январе прошлого года снизить его с 15% до 11%. Согласно аналитическим данным, мы практически 95% импорта Узбекистана перекрываем казахстанской мукой. Узбекистан является основным рынком сбыта для муки.

 

Такая же практика есть и по Кыргызстану. Там в целях защиты внутреннего рынка ввели акциз 3 сома на один килограмм муки из Казахстана, но при этом мы не наблюдаем снижения экспорта из Казахстана. Экспорт из Казахстана в Кыргызстан растет. Единственное можно сказать, что эти 3 сома ложатся на плечи самих кыргызских потребителей, то есть идет удорожание. По Кыргызстану тоже порядка 90—95% импорта перекрывается за счет казахстанской муки. Имея такой потенциал, в дальнейшем мы также намерены вести переговорный процесс по снижению этих ставок акцизов с Узбекистаном. Есть различные варианты по этому поводу.

 

— Какой бы вы хотели видеть ставку акциза на муку, допустим, в Узбекистане?

 

— Например, мы хотели бы видеть нулевые ставки, поскольку, если говорить об обратном, то Казахстан не применяет аналогичные ставки по аналогичным товарам. У нас практически нулевые ставки акцизов. У нас всего, насколько знаю, только по 7 категориям товаров есть акцизы: табак, алкоголь, нефтепродукты и т. д., а вот в Узбекистане 400 товаров под акцизами, поэтому мы за свободную торговлю. Если говорить о Кыргызстане, то со следующего года это Таможенный союз. Соответственно, открывается рынок Кыргызстана.

 

— То есть этого акциза на муку в Кыргызстане не будет?

 

— Вот этого точно не знаю. Надо разговаривать больше с переговорщиками. Может быть, будет какой-то переходный период. Но, исходя из этого, тем более мы должны рассматривать Кыргызстан как потенциальный рынок сбыта. Тем более, мы хотим открыть в следующем году представительство Kaznex в Бишкеке и представлять и защищать интересы казахстанского бизнеса там. Это даст возможность нарастить экспорт.

 

— Сколько всего будет открыто представительств?

 

— По представительствам стоит большая задача — за 5 лет создать сеть поддержки казахстанского бизнеса за рубежом через открытие наших представительств. За 5 лет мы хотим открыть 8 представительств. Пилотные два мы хотим открыть в российском Новосибирске и в Бишкеке. В последующие годы в зависимости от ситуации будем открывать другие представительства. Далеко ходить не будем по странам, будем ориентироваться на наши традиционные рынки.

 

— О каких странах идет речь?

 

— Россия, Кыргызстан, Туркменистан, Иран, Афганистан, Таджикистан, Беларусь.

 

— А Узбекистана нет в списке?

 

— Нет, Узбекистан тоже будем рассматривать. То есть на 2015 год мы имеем четкий план, где открывать, а на 2016 год уже по итогам 2014—2015 годов будем закладывать уже другой график. Это все наши близлежащие страны.

 

— У нас есть какой-то значимый экспорт в более удаленные от нас страны?

 

— Только сырьевые товары.

 

— А обработанные?

 

— Есть такая специфика, что ввиду географического расположения возрастает транспортная составляющая, соответственно, далеко перевозить мы не можем. То есть можем, но получается очень дорого и мы неконкурентоспособны. Поэтому мы ориентируемся на наши близлежащие страны. Даже если ориентироваться на них, не принимая во внимание Китай, у нас будет 300 млн населения. В принципе, это достаточно большой рынок для казахстанской экономики. Поэтому нам хотя бы эти зоны освоить. А сырье и в европейские страны идет — оно может далеко транспортироваться.

 

— У вас есть представительство в Китае. Можно ли говорить о каком-то росте экспорта обработанной продукции туда?

 

— По Китаю есть успехи. Представительство работает уже третий год. Есть определенный контингент производителей, которые нацелены на выход на Китай по готовой продукции. Есть и результаты, но они небольшие. Есть мелкие результаты. У нас на экспорт в Китай выходят кондитерские изделия, напитки, питьевая бутилированная вода. Моторные масла сейчас экспортируются в Китай. Масложировая продукция сейчас пройдет, подсолнечное масло и т. д., помимо солодки, которая традиционно экспортируется как сырье для лекарственных средств. Номенклатура потихоньку расширяется. Были пробные партии по поставке казахстанских аккумуляторов в Китай.

 

— Я слышал, что они столкнулись с проблемами…

 

— Да. Проблем там оказалось много. Во-первых, жесткие требования китайской стороны к аккумуляторам, поскольку они относят аккумуляторы к взрывоопасным товарам, соответственно, ужесточаются требования по перевозке, хранению и т. д. Во-вторых, транспортная составляющая тоже влияла на цену, то есть получилось, что казахстанский аккумулятор не совсем конкурентоспособен на китайском рынке. Поэтому там много было таких вопросов. Задача как раз представительства решать такие вопросы. Они снабжают аналитикой, нормативными документами. Мы переводим их здесь с китайского языка, выставляем в общественный доступ через сайт, рассылаем, чтобы казахстанский бизнес ориентировался в аналитике и получал какую-то информацию.

 

— У вас есть цифры по объемам потенциального экспорта в соседние страны на ближайшие годы? Допустим, полуобработанной и обработанной продукции…

 

— Когда мы разрабатывали вторую пятилетку индустриализации, которая начнет реализовываться с 2015 года, у нас там предстоит задача по увеличению обработанного экспорта на 10% — в денежном выражении это на $5 млрд. Мы рассчитываем на эти 12 макрорегионов, которые я озвучил. Это Таможенный союз, страны Центральной Азии, страны Кавказа, Иран, Афганистан, Восточный Китай. Если все это прибавить, то будет 12 регионов и стран. У нас есть четкая стратегия, как увеличить казахстанский экспорт на $5 млрд именно в эти страны.

 

— Разве у нас такой большой экспорт обработанной продукции?

 

— Вообще обработанный экспорт у нас порядка $20 млрд. Почему мы говорим $5 млрд? Мы вычли такие товары, как нефтепродукты, поскольку мы не рассчитываем на увеличение экспорта этой продукции. Соответственно, их объемы должны заместиться другими товарами и в совокупности они дают около $5 млрд. Мы рассчитываем на новые проекты в рамках индустриализации, что у нас появятся новые продукты, которые пойдут на экспорт. Соответственно, для себя мы ставим задачу, что суммарно в денежном выражении мы должны нарастить экспорт где-то на $5 млрд.

 

— Все равно не сходится — $20 млрд плюс 10%, получается $22 млрд…

 

— Да. Как у нас получилось $5 млрд? Мы делаем ставку на новые производства. Их же сейчас нет. То есть, $20 млрд — это текущий экспорт. Благодаря поддержке государства мы должны его нарастить. Не $20 млрд, а $22 млрд — я вам точнее скажу. Получается, на $2,5 млрд должны автоматически нарастить, а остальные товары — у нас же за 5 лет еще много производств появится — вот за счет них мы должны еще увеличить. Это аналитический расклад Kaznex. В программах этого нигде нет, но это наш KPI (ключевые показатели эффективности — КазТАГ), к чему мы стремимся.

 

— То есть до $25—27 млрд за 5 лет?

 

— Да, до $25—27 млрд.

 

— В отношении экспорта продовольственных продуктов в РФ одним из важных моментов является соответствие товаров всем требованиям российской стороны. В частности, недавно Россельхознадзор запретил ввоз мяса двух казахстанских предприятий. Насколько быстро происходит взаимодействие с РФ в таких случаях, чтобы как можно быстрее восстановить поставки?

 

— Это больше вопросы МСХ, поскольку это его зона ответственности по взаимодействию в этом плане, по защите казахстанских товаров, по отслеживанию качества, требований и т. д. Как качественно и быстро отреагирует наш госорган, соответственно, это будет сигнал и возможность для отечественного экспортера. То есть он в любом случае будет ориентироваться на все эти решения и смотреть. Это, наверное, больше административный вопрос.

 

Если у Россельхознадзора есть причины ставить под сомнение качество, то это его право. Потому что мы имеем такое же право проводить соответствующие анализы, требовать сертификаты и т. д., если это угрожает безопасности. Это вопросы процедурные, административные, поэтому этот вопрос больше в компетенции минсельхоза.

 

— На днях глава Россельхознадзора заявил о том, что в РФ оседает большая часть продуктов, которые должны были транзитом проследовать в конечную точку назначения — Казахстан. По этой причине РФ хочет ограничить транзит данной продукции в РК. Как планируется решить данный вопрос?

 

— Здесь, наверное, тоже больше вопросы к администрированию и процедурным моментам. Есть риски, что Казахстан недополучит какую-то продукцию, но, я думаю, что такого не будет. В любом случае это не первый день все работает, поэтому есть какие-то налаженные отношения, прозрачные контракты, поставки. Думаю, это не скажется.

 

Вот на другой вопрос насчет опасения того, что увеличится реэкспорт из Казахстана той же европейской продукции, мы в Kaznex проанализировали эту ситуацию и посмотрели, что те 8—9 категорий товаров, которые сейчас под санкциями, мы где-то порядка на $100 млн экспортируем эту продукцию в целом в мир. Из них 40% приходится на Россию, то есть на $40 млн мы экспортируем. Мы сравнили 8 месяцев этого года и прошлого года и увидели рост в 30%. Получается, Казахстан нарастил экспорт именно этой продукции в Россию.

 

Теперь мы смотрим обратную сторону — импорт. А не был ли это реэкспорт? Импорт у нас остается на том же уровне — как мы в прошлом году импортировали эти же товары из Европейского союза где-то на $90—100 млн, в этом году тот же объем — $90 млн. Мы даже видим падение импорта по некоторым товарным позициям. Например, импорт свинины из Европейского союза, Украины и Канады в Казахстан упал на 84%, колбасных изделий — на 43%, молочной продукции — на 24%, сыра и творога — на 24%, рыбы — на 25%. То есть мы видим, наоборот, падение импорта в Казахстане. Ни о каком всплеске импорта из Европы не зафиксировано.

 

Соответственно, здесь можно сделать такой вывод, что эти 30% роста казахстанского экспорта за счет продукции Made in Kazakhstan, то есть это не реэкспорт, это реальный рост казахстанского экспорта. Для этого тоже есть реальные предпосылки. Мы говорили, что там все дороже, чем у нас. Второе — всякие политические катаклизмы привели к тому, что пошел рост на эту продукцию. Идет замещение. Соответственно, вот результат.

 

— То есть о массовом реэкспорте нет и речи?

 

— О массовом реэкспорте речи нет и, скорее всего, не будет, потому что, если бы у нас была обратная картина — вырос бы импорт, то мы бы задумались: а куда это все уходит? Но этого нет, поэтому мы не согласны, что идет реэкспорт из Казахстана. Мы видим другую картину реэкспорта. У нас вырос экспорт цветов: голландских, африканских роз. Получается, что все эти цветы уходят в Россию, но через Казахстан, поскольку у нас транспортно-логистическая обработка дешевле, чем в России. НДС платят меньше, растаможка дешевле, и эти грузы проходят растаможку в Казахстане и в дальнейшем идут на российский рынок.

 

Это реэкспорт в чистом виде, поскольку понятно, что Казахстан не может экспортировать цветы. Ту же самую картину мы видим по китайской электронике и обуви, то есть идет рост экспорта из Казахстана. Это в чистом виде реэкспорт. Здесь мы согласны, что реэкспорт здесь — один из плюсов Таможенного союза, потому что, если бы не было Таможенного союза, то у нас не было бы реэкспорта этих товаров. А это возможность какую-то транспортную добавленную стоимость оставлять в Казахстане.

 

— Это именно китайская электроника?

 

— Да. Китайская электроника, сотовые телефоны и обувь. Есть факты, что это идет через Казахстан в Россию.

 

— В каких объемах?

 

— К примеру, цветы — где-то на $40 млн, обуви — тоже на $40 млн. Где-то по $40 млн на каждую позицию.

 

— Удастся ли казахстанским поставщикам взять часть рынка продукции, запрещенной к ввозу в РФ из стран ЕС, США и Канады на 1 год, с учетом того, что и российские компании строят планы по росту рыночной доли на собственном рынке? Есть ли уже какие-то факты увеличения поставок казахстанскими компаниями в РФ?

 

— По результатам 8 месяцев, как я сказал, мы наблюдаем рост, но, с другой стороны, какие-то итоги рано подводить. Санкции всего 2 месяца назад были введены. Это очень маленький срок для каких-то итогов. Мы выяснили, что совокупный объем импорта России товаров под санкциями составляет $20 млрд. То есть Россия раньше импортировала товаров на $20 млрд. Мы же эту категорию товаров импортируем на $1 млрд — это размер экономики и т. д. Теперь вопрос: сможем ли мы эти $20 млрд заместить?

 

Конечно, однозначно не можем, поскольку у нас есть и свои внутренние проблемы. Мы не полностью обеспечиваем себя. У нас среднее обеспечение в агросекторе, если не ошибаюсь, от 40% до 80% по различным товарам. По муке мы себя стопроцентно обеспечиваем, по макаронам — на 80%, но это самый высокий показатель. Во-вторых, у нас нет такого промышленного перепроизводства, чтобы можно было излишек экспортировать.

 

Или надо все бросить здесь и экспортировать все в Россию — тогда мы здесь останемся как бы голыми и зависимыми на 100% от импорта. Этого, конечно, нельзя допускать. Есть продовольственная безопасность. Сейчас картина такая. Но, с другой стороны, заставить экспортера нельзя. Это его уже право.

 

— Вы говорили, что к вам чаще стали обращаться, то есть это все-таки стимулирует…

 

— Стимулирует. Какой-то сигнал все-таки есть. Цена привлекает, возможности, спрос. Мы заставить экспортеров идти на российский рынок не можем. Это прерогатива и право любого производителя. Те же молочники тогда выступили, что экономически не видят целесообразности экспортировать. Они экономически видят целесообразность наращивать внутреннее производство.

 

— Это выглядит странным, когда Геннадий Зенченко, хозяйство которого находится в Северо-Казахстанской области, говорит, что ему выгоднее возить молоко в Астану, хотя транспортное плечо до соседней Омской области меньше…

 

— Здесь видимо есть много других составляющих. Это, во-первых, элементарно вопросы упаковки. Это наши традиционные поставщики, которые привыкли к потребностям казахстанского рынка и менталитету. Они, не знаю, 2 года назад разработали упаковку и штампуют ее, а здесь новые подходы надо заново выстраивать: каналы дистрибуции, холодильники нанимать, транспортную систему выстраивать, упаковку переделывать, стандарты и т. д.

 

Опять-таки последнее слово за экспортером. Если он видит выгоду в реализации товаров на внутреннем рынке, ради Бога! Если на экспорт, то тоже его право. Сейчас тяжело подводить итоги, но промежуточные результаты показывают, что у казахстанского производителя есть интерес. Динамика экспорта продовольствия из Казахстана в Россию положительная, но полностью заменить весь объем санкционных товаров мы не в состоянии и не сможем в ближайшем будущем.

 

— Сколько составляют абсолютные значения экспорта продовольственных товаров из Казахстана?

 

— Продовольственных продуктов в мир мы экспортируем где-то на $2,6 млрд ежегодно. Из них $1,3 млрд приходится на зерно. Остается $1,2 млрд, из которых $600 млн — это мука. Оставшиеся $600 млн — это готовые продукты питания.

 

— Они включают в себя и овощи, и фрукты?

 

— В том числе. Овощи и фрукты у нас — сезонный товар и объемы буквально незначительные. Из этих $600 млн $200 млн уходит в Россию, то есть получается одна третья часть.

 

— Ранее сообщалось о том, что каждый субъект РФ предъявлял также собственные требования к продукции из Казахстана. Можно ли говорить о том, что данный вопрос снят с повестки дня?

 

— Россия — большая страна. Много субъектов и у каждого — свои интересы и предпочтения. Насколько я знаю, все эти предпочтения, требования, регламенты закидывают в одну корзину, потом из этой всей каши делается один нормативный документ, который работает и является требованием для всей Российской Федерации.

 

Соответственно, все эти требования гармонизируются с нашими национальными требованиями. Здесь нельзя говорить, что, если я иду в Новосибирск, то должен изучать регламент именно Новосибирской области. Я думаю, такого нет в практике. Есть общие требования Российской Федерации. Я думаю, это стандартная процедура и необходимо соответствовать этим требованиям.

 

— В целом нашим предпринимателям легче выходить на российский рынок, чем их предпринимателям на казахстанский рынок со своей продукцией?

 

— Мы считаем, что, как показывает практика, мы более открыты.

 

— То есть им легче?

 

— Да. Может быть, по каким-то процедурным моментам мы более лояльны, демократичны и открыты, но это не касается только России, это в целом. У нас со многими странами подписаны соглашения о зоне свободной торговли, о режиме наибольшего благоприятствования. Где-то — нулевые ставки, где-то — минимальные ставки, где-то есть скидки по сертификационным, лицензионным вещам. В любом случае иностранцам вести торговлю с Казахстаном намного проще, чем нашим вести внешнеэкономическую деятельность с другими странами.

 

— В том числе и с Россией и Беларусью?

 

— Да, в том числе и по Таможенному союзу. Такой скепсис был в первые годы существования Таможенного союза, а сейчас в принципе практика показывает, что все эти барьеры, даже если они были, то они уже сняты, то есть идет гармонизация, взаимное признание сертификатов и т. д. В этом плане мы реже слышим обращения от предприятий, что есть какие-то проблемы.

 

— Но они есть?

 

— Наверное, есть какие-то специфические, связанные со сферой технических регламентов, сертификацией и т. д. Это говорит о том, что у нас уровень развития технического регулирования неодинаков. Где-то мы лучше, где-то они лучше, поэтому такая разница в уровне развития сказывается.

 

— Планирует ли Kaznex Invest увеличить поддержку экспортных операций в следующем году?

 

— В бюджетном выражении у нас, наверное, остаются те же объемы.

 

— 1 млрд тенге?

 

— Да, это 1 млрд тенге, в целом выделяется на поддержку всего экспорта. Не предполагается возрастания. Но мы усиливаем поддержку именно несырьевого экспорта. В первую очередь, как я уже сказал, мы расширяем сеть представительств, которые будут работать для бизнеса.

 

— А сейчас их сколько?

 

— Сейчас у нас кроме Пекина нет представительств, поэтому мы ставим задачу открыть еще 8, и все они будут работать на наших бизнесменов, представляя и защищая их интересы.

 

Второе — мы по каждой стране сформировали экспортные стратегии. То есть мы, например, знаем, с каким товаром и каким экспортером мы будем выходить на рынок того же Кыргызстана. Соответственно, мы уже накладываем пакет поддержки от государства по тому, что должно сделать государство, чтобы нарастить экспорт в Кыргызстан, включая финансирование. То есть у нас такая мини-стратегия сформировалась. В конце года мы ее закончим и с 2015 года будем реализовывать по каждой стране. 12 регионов — 12 стратегий.

 

Третий момент, что мы расширяем линейку финансовых инструментов в поддержку экспорта. Сейчас у нас есть инструмент «страхование экспорта» от политических и коммерческих рисков и есть инструмент «торгового финансирования». С 2015 года эта линейка будет расширена и будут внедрены новые инструменты — «предэкспортное финансирование» и т. д. И обеспечим доступность этих средств для экспортеров. Соответственно, имея такую большую поддержку сервисную плюс финансовую, мы надеемся и уверены, что наш экспорт пойдет.

 

— В настоящее время казахстанский экспорт поддерживается посредством возмещения 50% расходов на маркетинг и логистику, но только для представительств. Между тем, сами экспортеры продукции в РФ говорят о том, что им проще работать, открыв там филиал как юридическое лицо. Они утверждают, что через представительство практически невозможно работать. Не планируется ли расширить список с учетом того, что через эти филиалы фактически экспортируется казахстанская продукция?

 

— Здесь вопрос в следующей плоскости получается. Когда мы говорим, что готовы возмещать представительство казахстанских экспортеров за рубежом, речь идет о прямых представительствах, то есть, когда казахстанская компания содержит офис, склад, торговую точку за рубежом с целью продажи своей продукции. Здесь же предлагается возмещать затраты торговых представительств, зарегистрированных в других странах. Это уже автоматически резидент другой страны — юрлицо. И получается, что казахстанский бюджет будет компенсировать затраты юрлица другой страны. Не важно, кто там учредитель: стопроцентно казахстанский или нет. В этом есть свой нюанс.

 

— Это понятно, но фактически же он продвигает казахстанскую продукцию на внешнем рынке…

 

— Продвигает, да.

 

— И тут, получается, из-за какой-то юридической неточности или недосказанности…

 

— Здесь не то, что неточность. Здесь все точно.

 

— Получается, если открывается филиал, то экспорт не поддерживается…

 

— Не то, что экспорт не поддерживается — затраты не поддерживаются. Здесь тоже объяснимо, почему многие наши казахстанские предприятия открывают представительства, регистрируя там юрлица. Да, с точки зрения администрирования, налогообложения легче работать, чем из Казахстана финансировать. Это понятно. Поэтому мы предлагаем два варианта.

 

Если вам это удобно, вы пересчитайте с учетом того, что вы будете содержать представительство согласно нашим нормативам, и с учетом того, что государство вас на 50% поддерживает. Что выгоднее? Если в любом случае окажется выгоднее держать, допустим, российское ООО как представителя с учетом налогообложения и денежных потоков, то это уже его право выбора. Если, наоборот, окажется, что выгоднее другое, то у нас есть случаи, когда люди перерегистрируют представительство и эти расходы представляют нам на возмещение.

 

Мы считаем, что это правильный подход и нам нужно именно стимулировать непосредственно отечественного производителя, то есть здесь исключаются звенья посредников, торговых дистрибьюторов, дилеров и т. д. Это сделано с этой целью. Во-вторых, там никто не запрещает открывать торговые дома. Если бизнес готов продавать, то можно на условиях кооперации открыть совместный торговый дом.

 

— Благодарю за интервью!