Добрый день! Последняя неделя характеризуется очень многими интересными высказываниями, порой очень противоречивыми. С одной стороны, нам говорят, что бизнес должен готовиться к условиям военного времени. С другой стороны, говорят, что санкции скоро отменят, и бизнес должен готовиться к работе в условиях конкуренции. Вот кому верить? Только человеку с земли. Я пригласил Павла Николаевича Грудинина, директора «Совхоза имени Ленина» подмосковного. Здравствуйте, Павел Николаевич.

— Вот, Павел Николаевич, вы нам расскажите, пожалуйста, как понимать все эти высказывания на фоне такого большого высокого урожая? Вроде говорят, что у нас все хорошо. С другой стороны, повторю, у нас надо готовиться в условиях войны работать или в условиях военного времени. С другой стороны, у нас говорят, что санкции скоро кончатся, и нужно работать в условиях конкуренции. Честно говоря, у меня в голове что-то все наперекосяк. Объясните, как понимать?

— Давайте так. Мы давно уже привыкли к тому, что что бы ни говорили, на самом деле все будет совершенно по-другому. И никто у нас не знает, к чему готовиться, потому что, с одной стороны, вроде как нам говорили: «Слушайте, успокойтесь, налоги подниматься не буду», – а на самом деле они поднимаются. Они говорят: «Слушайте, не волнуйтесь, вашу всю продукцию производите, она будет востребованная». И вы знаете, что сейчас происходит с зерном. Это зерно неизвестно куда девать, цена упала уже ниже себестоимости.

— В Сибири, говорят, по разным оценкам, сгниет то ли 200 тысяч тонн, то ли до миллиона.

— Ну, вообще, на самом деле никто не знает, сколько произвели в России, хотя огромное количество чиновников. И никто не знает, сколько пропадет. У нас с вами был один знакомый, бывший замминистра Юрьев, который говорил: «Слушайте, 30% овощей и 50% фруктов пропадают прямо там, где произвели».

— Где производятся.

— Вопрос: а вообще производили мы все это? И никто на самом деле ничего не знает. Но знаем точно, что государство пока не объявило об экономической программе будущей, потому что все ищут какие-то выходы, пишут какие-то стратегии, а мы не знаем куда бросаться. И поэтому крестьяне успокоились, сами производят, сами едят, излишки отправляют в город.

Если будет продразверстка или продналог, потому что военное время у нас всегда, в любое время может быть, тогда мы надеемся на то, что хоть цену дадут нормальную и солярку дадут бесплатно – и мы начнем опять сеять, семена получим, как это было, помните, при советской власти. И будем просто выполнять свою работу, за которую хотим получать какие-то деньги. Бывало, помните, палочки получали?

— Бывало, бывало, бывало… Бывало, палочками получали.

— Да. Ну, в любом случае, когда мне агроном сказал: «Слушай, у нас сейчас тяжело», – я говорю: «А какой будет урожай?» Он говорит: «Нам хватит». Я вам точно говорю, что нам хватит, крестьянин самим. Ну а если будет необходимость, мы отправим остальное в город. Вот и все.

— Павел Николаевич, вот турецкие помидоры уже появились на рынке. Мне коллега позвонил буквально сегодня из Тамбова – 20 тонн туда приехали. Аналогичная информация из Брянска. Причем что делает местный бизнес, который уже построил теплицы там? Что делает местный бизнес? Делает все, чтобы эти помидоры быстро сбагрились в Москву, вот в сторону Москвы их направить, подальше от Брянска, от Тамбова, от глубинки нашей, где уже свои начинают появляться. Вот как вы к этому относитесь?

— На самом деле турецкие помидоры никуда не пропадали. Об этом знают без исключения все. То есть власть просто делает вид, что она об этом не знает. Но если власть говорит, что она 14 тысяч тонн продовольствия за последние два года уничтожила, и потом другой же чиновник говорит, что это только 10% от того, что ввезли (мы больше не поймаем просто по определению), то ясно, что импортный продукт, который попал под санкции, никуда не пропадал.

Другое дело, что… Я опять же читал информацию о том, что в этом году на 60% увеличился импорт. Почему? Потому что сильный доллар, слабый рубль – в результате ввозить сюда стало опять выгодно. Наоборот – сильный рубль, слабый доллар. И в результате мы неконкурентоспособные. Главная задача правительства – обеспечить нашу конкурентоспособность. Но с такими административными давлениями, с такими повышающимися налогами они пока этого сделать не могут, поэтому мы будем все время видеть импорт.

А вот какой он будет? Написано, что польское молоко стало белорусским, украинский сыр стал вдруг иранским, турецкий помидор стал азербайджанским или белорусским – это не важно. Важно другое – у нас огромное количество продовольствия не потому, что мы плохо работаем, а потому, что мы неконкурентоспособные.

И еще одна вещь. Понимаете, импортное продовольствие некачественное, ну, менее качественное, чем наше, а некачественное всегда дешевле. Это надо понимать. Если у народа нет денег и он покупает по ценнику, а не по качеству и не по полезности, то он будет покупать самое дешевое. Поэтому кого радует импорт пальмового масла в нашу страну, привоз сюда пальмового масла – мне не понятно. Но ясно другое – пока у нас небогатое население, имеющее маленькие доходы, российскому качественному продовольствию некуда просто деваться. Оно должно либо пропадать, либо его будет меньше. Вот и все.

— Павел Николаевич, все-таки давайте вернемся к условиям работы бизнеса в условиях военного времени. Что это такое? Это мобилизационная экономика? Это будет подсчет голов скота, который ходит? И не важно – доится эта корова, не доится. Как в советское время, это были «ходячие консервы», которые можно было в течение суток переработать на тушенку для солдат. Правда?

— Да.

— И разведки всего мира, между прочим, в тот момент, в годы холодной войны, они следили за тем, чтобы если вдруг начинается массовый забой скот – это значит, что подготовка к войне идет. Это четкий был сигнал.

— Я знаю точно, что руководителей хозяйств в советское время, если они снижали надои, вызывали в райком.

— Правильно.

— Но если они снижали поголовье, их вызывали в прокуратуру и судили. Почему? Потому что это как раз…

— Та же самая причина, точно абсолютно.

— Да, дело именно в том, что коровы – это «ходячие консервы». Другое дело, что мы знаем тех, кто производит. Что, наверное, скорее всего, произойдет? Нам придут и скажут: «Разнарядка. Детские сады, школы, больницы и на нужды армии. Все остальное вы можете использовать для себя. Ну и дальше работайте в соответствии с велениями…»

А потом, знаете, есть еще такая интересная вещь: у нас обычно забирают весь транспорт. У нас есть такое мобилизационное задание, где технику ты должен отправить в военкомат. Просто государство тоже должно понимать, что таких хозяйств, как наше…

— Техника повышенной проходимости. Вы, простите, на какой машинке-то приехали, Павел Николаевич?

— На повышенной проходимости, на джипе, да. Но вы знаете, например, что трактора К-700 на самом деле… Я же учился в нашем вузе аграрном, который теперь слился с ТСХА. Раньше он назывался – Московский институт инженеров сельскохозпроизводства.

— Горячкина.

— Нас учили, что К-700 – это не трактор, а это вообще танковый тягач. Это позволяет цеплять за него платформу, ставить танк и быстро – со скоростью 70–80 километров в час – проезжать в любую точку. Поэтому тогда все было направлено в том числе и на обороноспособность. А сейчас, честно, я понимаю, как мы поступим в том случае, когда, не дай, завтра война. А вот как поступят агрохолдинги, которые иностранные, по большому счету?

— Вот это сложно, да.

— Это уже другой вопрос.

— Сложная история.

— Но мы готовы работать в любых условиях.

— Я просто говорил с одним известным пекарем, с Анатолием Ивановичем Косованом, он руководил в свое время большими хлебокомбинатами. И он говорил, что всегда были мобилизационные мощности, то есть лежали формы, и в течение суток завод переходил на производство буханки ржаной с батона. Почему буханка ржаная? Потому что ее удобнее укладывать в ящики, не навалом. А это же было изобретено еще в 1905 году, когда война с Японией была, туда направляли.

И вот буханки эти туда направляли, потому что они в ящики хорошо паковались.

И вот эти формы лежали и до сих пор лежат на этих заводах, и их заставляют… что называется, следят за ними, как они сохраняются, готовы ли они к работе. И завод за свой счет их покрывает тефлоном, промасливает, конечно, чтобы они не ржавые были, чтобы все в порядке было. Но если раньше это компенсировали из бюджета, то сейчас никто не компенсирует

— У нас раньше до тысячи противогазов лежало на складах. Сейчас ничего этого нет.

— Так, вот интересно! А командного пункта у вас не было, Павел Николаевич?

— Нет. Понимаете как? Я по воинской должности подполковник запаса. И я вам гарантирую, что когда мы перейдем на военные рельсы… Скажем так, успех совхоза в том числе и в том, что мы можем выполнять любые, самые трудные задании партии и правительства.

— Даже невыполнимые.

— Да. Другое дело, что для всего нужны ресурсы. И вы помните, что раньше, например, в сельхозорганизациях было огромное количество техники по всей России, а теперь они сконцентрированы в определенных местах. У нас точно есть данные, что больше 50% тракторов и почти 60% комбайнов за чертой десятилетнего срока службы, то есть получается, что именно сейчас нужна модернизация сельского хозяйства для того, чтобы мы выполнили в том числе и вот эти мобилизационные задачи.

— Оборонные задачи, мобилизационные.

— Конечно. А если у вас старый ЗИЛ-130, который уже никого не увезет по определению, то вы не сможете никаких задач выполнить. И поэтому если говорить об обороноспособности, то это прежде всего возможность работать и на фронт, на победу, я имею в виду…

— На победу.

— …и сохранить внутреннее состояние, потому что тылы. У нас тылы разрушены.

— Конечно. Чтобы не было, по крайней мере, карточек.

У нас звонок из далекого Ханты-Мансийска. Лариса, добрый день, вы в прямом эфире «Аграрной политики», слушаем вас.

Зритель: Добрый день. Это город Нягань, Лариса меня зовут, Ханты-Мансийский округ. Я с глубоким уважением отношусь всегда к выступлениям Павла Грудинина, очень уважаемый человек. И я так понимаю, он относится к партии коммунистов. А у меня супруг – предприниматель с 2004 года, он состоит в партии «Единая Россия», член партии. Он работал с 20 лет в Ханты-Мансийском округе начальником колонны и с 2004 года открыл свое дело.

Прозвучала фраза, что бизнес у нас может работать, должен или будет работать в военное время. Наш бизнес никогда не прекращал работать в условиях военного времени, потому как постоянно возникают какие-то проблемы на пути. Малому бизнесу поддержки нет. Проверки бесконечные, а поддержки, можно сказать, никакой. Мой муж участок земли бесхозный, заброшенный с 2004 года привел в порядок, сделал документы. Вызывали московскую фирму, сделали оценку за свои деньги, каждый документ стоил 150 тысяч рублей. Сделали межевание, все документы готовы. А до этого времени сделали городской адрес, администрация присвоила. То есть все это – труд моего мужа.

Но когда он это все сделал и начал работать, у него сейчас начали этот кусочек земли отжимать, потому что арендная стоимость земли сначала была одна, а потом начали ее поднимать, поднимать, эту стоимость. С 2014 года пошли проблемы в связи с кризисом – и начали дожимать. То есть банкроться, уходи, бросай, все брось. Рядом участок земли, буквально через забор заросший, площадь еще больше, чем у нас. Рядом вагончики, через этот участок, живут. Дальше тоже помойка. И никому ничего не нужно. А вот там, где навели порядок – да, здесь можно теперь отобрать, забрать. 51 год моему мужу. «А ты можешь в старость уходить». Квартира в ипотеке…

— Лариса, ситуация понятна. Она, в общем, достаточно типична для нашей страны.

— Можно я переведу то, что сказала Лариса?

— Да, пожалуйста. Сейчас Павел Николаевич переведет.

— Лариса сказала, что с внешними врагами еще как-то справимся, а с внутренними никак справиться не можем. Те, кто отжимает бизнес у вот таких предпринимателей, которые прошли огонь и воду, а вот медные трубы никто не обещал. Те, которые рушат. Помните, президент сказал, что 200 тысяч уголовных дел возбудили, бизнес отжали, а потом отпустили. Только я не слышал дальше фразы, что эти люди, которые все это сделали в силовых структурах, понесли наказание.

И вот поскольку…

— У него же была замечательная фраза еще: «Где посадки?»

— В том-то и дело.

— Сельскохозяйственный термин-то, Павел Николаевич.

— Фразы замечательные. И поэтому нам прежде всего нужно от внутреннего врага, скажем так, как-то избавиться, потому что главный враг сейчас всех – это воры, взяточники, мошенники, коррупционеры. Они как-то прямо пачками ходят, вот этими группами по администрациям. Ты их видишь, а сделать ничего не можешь с ними.

— По министерствам.

— И поэтому враги довели наше сельское хозяйство, нашу мобилизационную инфраструктуру до развала. И это надо понимать. Наша зрительница же сказала фактически, что человек положил свою жизнь на то, чтобы сделать что-то для страны, потому что бизнесмен работает не только для себя, а он работает и для страны. А потом пришли какие-то враги, с которыми мы никак не можем разобраться, которые у него отжимают этот бизнес. И это не американцы точно.

— Ну да, это не Госдеп.

— Конечно.

— Это да. Павел Николаевич, а как вам удается защитить свой бизнес, который находится практически в черте Москвы?

— В боях. Мы же все время в боях находимся.

— То есть они просто не знают, что вы подполковник запаса.

— Нет, сегодня четыре… на сегодняшний день в совхозе проходит четыре плановые… нет, три плановые и одна неплановая проверки. Представляете? Налоговая инспекция, управление по труду и социальным вопросам и Россельхознадзор. И плюс к этому Пенсионный фонд, ФСС приехали, но они приехали с проверкой, они всегда могут приезжать.

— Они приехали «перенимать передовой опыт»?

— Ну, одни сказали, что нас из области попросили. Другие сказали, что у нас плановая проверка действительно, тут вопросов никаких. Есть структуры (президент, может, об этом даже и не знает), которые могут прийти и проверить тебя сто раз, потому что у них это написано в законе, они имеют право. Налоговая инспекция сколько угодно проверок может провести. А есть плановые проверки, которые могут тянуться, чтобы вы знали, месяц, могут – два, а могут вообще не оканчиваться. И поэтому мы находимся в состоянии постоянной, скажем, перманентной войны с чиновником, с бюрократом, ну и со всеми остальными.

— Вот здесь очень интересные эсэмэски приходят. «Павла Николаевича – в президенты!» – три таких. «Будем продовольствием запасаться? Что и сколько нужно? Как хранить?» Кстати, очень правильный вопрос. Кто-то заявил, что у нас не хватает хранилищ для овощей уже сейчас.

— И я в том числе заявляю.

— Уже сейчас не хватает?

— Да.

— Вот как хранить овощи, Павел Николаевич?

— Ну, во-первых…

— Нет, во-первых, собираетесь ли вы президенты?

— Ну, во-первых, никто не предложил. Подождите, я об этом. А потом, помните, как украинцы говорили: «Съест-то он съест, да кто же ему даст?» Вопрос в другом. Действительно, инфраструктура, в том числе сельского хозяйства, серьезно разрушена. И ни у кого не вызывает сомнений то, что нужно что-то срочно делать. Вы видите рекордный урожай, который, кстати, не такой уж и рекордный. В 1978 году мы получили примерно такой же урожай, но проблем такого типа, куда деть и как с этим урожаем…

— Что-то как-то не возникало.

— Не возникало. Вот смотрите – американцы имеют, например, хранилищ зерна на два урожая годовых, и у них этой проблемы нет. Это позволяет в том числе срезать вот эти пики и сделать цену стабильной.

— И спокойно проводить интервенции.

— Но американцы сказали: «Фермеры, стройте вот эти емкости для хранения, мы вам 50% компенсируем за счет государства». Поляки построили огромные объемы складов для яблок, 70% финансировало государство. У нас, кроме лозунгов «Давай производить больше!», мы пока ничего не видели. Но реальная инфраструктура – это же в том числе и продовольственная безопасность, это как раз возможность противостоять в войне. Потому что ясно, что если ты свою армию не накормишь чем-нибудь, то потом тебе придется кормить чужую армию. Это же надо всем понимать.

— Это закон.

— Это закон, да. А у нас все как будто бы забыли о том, что инфраструктура сельского хозяйства, вот эти сельские территории – это основа государства. Тут один чиновник вообще заявил, что 15 миллионов населения в сельской местности лишние, надо их куда-то в города.

— А какой чиновник? Это наш градоначальник московский Собянин заявил, что 15 миллионов лишних.

— Но это же надо понимать, что он имеет в виду. А если бы, например, не высасывать все деньги в Москву, а оставить их на территориях и сделать там производства мелкие и средние, которые всегда были там?

— Жилье, коммуникации, школы, больницы и так далее.

— Да. И например, тот же райпотребсоюз, который работал, и те же заводики небольшие.

— В Москве пробок хоть не будет, Павел Николаевич.

— В том-то и дело. Но мы же сделали что? Мы собрали все деньги в один город, ну, или в несколько крупных городов – за деньгами пошли люди. А потом сказали: «Слушайте, а там же…»

— Как раньше за колбасой.

— Да. «Там же, – говорят, – дауншиферы живут, они же ведь ничего не производят». Как? Вы не даете нам ничего производить, потому что вы ввозите все из-за границы, нас вообще забыли, инфраструктуру порушили. А потом говорят: «Слушайте, надо их каким-то образом куда-то девать».

— У нас сегодня дальние звонки. Сейчас мне сообщают, чтобы у нас звонок из Барнаула. Владимир, здравствуйте, вы в прямом эфире.

Зритель: Да, добрый вечер.

— Да, здравствуйте.

Зритель: Я, к сожалению, готов вас огорчить. Почему-то наше руководство не сообщает, что непосредственно меморандум в отношении России по ужесточению и расширению санкций принят два года назад до 2024 года, поэтому по поводу санкций не надо нам строить каких-то иллюзий.

А по поводу так называемой затяжной войны в режиме военного времени в нашей промышленности я хочу сказать, что вряд ли наши люди, которые состоят на воинском учете, дойдут до военкоматов либо в мобилизационные пункты. Благодаря наличию высокоточного и высокотехнологического оружия, которое у нас имеется…

— Ну, мы переходим. Мы говорим об экономике, а вы говорите о чисто военных технологиях. Давайте говорить об аграрных технологиях. Владимир, спасибо вам большое, спасибо.

Зритель: Я хотел бы задать вопрос…

— Какой вопрос? Короткий. Нет вопроса, все.

Павел Николаевич, я все-таки возвращаюсь к вопросу. Представим себе гипотетически, что некое общественное движение предложило вам стать президентом. Какая программа? По пунктам – раз, два, три, четыре.

— Подождите, у нас аграрная передача, и я бы не хотел сейчас касаться политики. Но могу вам сказать…

— Это жизнь, Павел Николаевич.

— Я точно знаю, что вот то, что говорил Примаков, например, о том, что половину доходов надо оставлять на территориях, чтобы люди не чувствовали себя… Ну, представьте себе на секунду, что бюджеты некоторых областей – 20–30 миллиардов, а, например, Москва тратит на плитку 90 миллиардов и более. То есть это вообще ненормально. Есть такое понятие – бюджетная обеспеченность на душу населения. Надо по другим принципам идти.

И потом, я абсолютно убежден в том, что если учитель приходит в школу и учит ребенка (и не важно, где этот ребенок живет – в Вологодской области, в Москве или, допустим, в Санкт-Петербурге), зарплата у учителей должна быть одинаковая. Вообще такая есть вещь очень интересная… Помните, еще древние римляне говорили, что власть должна, государство должно лечить, учить и защищать? У нас написано в программе…

— А еще оно должно не врать и не воровать.

— Это второе. Но главное, что лечение, учение и социальная защита, а также защита рубежей должна быть бесплатной. И вот эти разговоры о том, что «давайте мы сделаем все платным», в том числе и образование наших детей, в том числе и лечение наших детей, – это меня вообще не устраивает.

Но о программе можно говорить сколько угодно. Речь идет вот о чем – о том, что у нас такая система избирательная, что, скорее всего, фамилию будущего президента мы с вами знаем. Нам надо менять все: отношение судов… Помните, да? 99,6% – обвинительные приговоры. Такого даже при Иосифе Виссарионовиче не было (при всем моем уважении к нынешним руководителям). Надо вообще многое менять в нашей стране, но это работа не одного дня. И программу можно тут часа два рассказывать.

— Ну, программу можно рассказывать часа два, но основные пункты… Значит, 50% средств нужно оставить в территориях?

— Это естественно. Тем более, еще раз говорю, вы понимаете, там же живут люди. Эти люди не должны чувствовать себя ущербными. Вот появилось несколько крупных городов европейского уровня, а дальше, особенно если 50 километров от Кольцевой отъедешь, то это какая-то совершенно другая территория. И поэтому…

— Меня тоже пугает, что все чаще и чаще говорят о том, что агломерации – это источники повышения производительности труда, агломерации – это гигантские города. Это не так.

— Подождите. Вот когда были события на Болотной, руководитель Администрации президента (тогда был Иванов) сказал: «Слушайте, а что этот город производит вообще?» А ведь действительно, вы подумайте: где АЗЛК, где ЗИЛ, где другие заводы?

— Практически уже ничего и не производит, кроме хорошего впечатления.

— Ну да. Офисный планктон, который…

— Павел Николаевич, спасибо вам большое за то, что вы пришли. Мы обсуждали последние высказывания наших верховных руководителей по поводу сельского хозяйства и всего, что его касается. Это была «Аграрная политика». С вами был Игорь Абакумов. Увидимся в следующий понедельник в любую погоду.

Читайте прогноз ценовых колебаний с 27 ноября по 1 декабря 2017

Источник: otr-online.ru