Глава крупного аграрного объединения края заявил, что запасы зерна в регионе вдвое выше комфортных, а цены на молоко таковы, что хозяйствам срочно требуется помощь государства

Цены на зерно в Алтайском крае рухнули до уровня себестоимости. Обвалившаяся цена на сырое молоко ставит под вопрос сохранение молочного животноводства в регионе в прежнем объеме. Племхозяйства, занимающиеся мясным скотоводством, так до конца и не выбрались из кризиса, возникшего из-за запрета свободно и везде продавать мясо и животных. Аграрную отрасль края лихорадит. «Толк» расспросил о причинах происходящего и перспективах Александра Чеботаева, главу регионального объединения «Агросоюз», экс-министра сельского хозяйства края.

– Что сейчас происходит с ценами на зерно?

– Ситуация очень серьезная. Сегодняшняя цена зерна практически по всем позициям равна или ниже себестоимости. Пшеница третьего класса на 31 марта в среднем по региону стоила 10 857 за тонну. И это с НДС! Себестоимость – около 10 тыс. рублей за тонну. Около 9% рентабельности. По гречихе то же самое – при себестоимости в 15 тысяч рублей за тонну предлагается продавать за 17 тысяч.

– А есть маржинальные культуры сейчас?

– Фактически нет. Сейчас если продавать, то в ноль.

Но производители частично и сами виноваты в этой ситуации, выжидая повышения цены. Наверно, можно считать существующий уровень цен максимально низким, просто потому что даже по ним уже практически никто не продает. Но и предпосылок к росту нет. В целом по стране и в частности в Алтайском крае у производителей фиксируются большие переходящие запасы зерна и маслосемян. Предложение превышает спрос.

Одна из причин этого заключается в том, что у предприятий переработки большая проблема с вывозом готовой продукции. Они или не могут продать ее из-за падения покупательского спроса, или испытывают проблемы с логистикой – сохраняется дефицит вагонов, подвижного состава.

Хотя отмечу, что в 2022 году алтайские переработчики смогли экспортировать муки в 2,5 раза больше, а круп – в 1,3 раза.

Что касается зерна: с начала сельскохозяйственного года, то есть с 1 июля 2022 года, и по февраль текущего из Алтайского края экспортировали порядка 1 млн тонн зерна. Это на 25% ниже, чем за такой же период предыдущего сезона. Прогнозируется, что в целом за сезон вывезут около 1,3 млн.

– И при этом в регионе по-прежнему сохраняются очень высокие запасы зерна?

– Да. Уже на 1 июля 2022 года их оставалось 1,8-1,9 млн тонн. Это много. Для нас оптимально – 1,2 млн. Два года подряд регион собирал урожай по 6 млн тонн. А внутренняя потребность Алтайского края составляет 3,7 млн – это и семена, и переработка, и корма. К началу следующего сезона, по оценкам, переходящие запасы зерна в крае составят в пределах 2,5 млн тонн. Это вдвое выше комфортного уровня.

Этот избыток будет, конечно, продолжать давить на цены. И факторов, способных противостоять этому, я пока не вижу.

Крайне важен еще и вопрос логистики. Раньше довезти зерно до европейской части стоило 3-3,5 тыс. рублей за тонну, сейчас – намного дороже. Поэтому наша территория реализации – это близлежащие переработчики и Казахстан. Ситуация бы значительно улучшилась, если бы снова заработало 406-е постановление правительства РФ по компенсации стоимости вывоза сырья.

Могло бы поддержать аграриев и проведение дополнительных интервенций в госфонд. Такая возможность сегодня обсуждается. Но для Алтайского края важно решить проблему с высвобождением элеваторных мощностей.

– А долго может храниться зерно?

– Если правильно это делать, то да. У нас есть зерно интервенционного фонда, которое хранится с 2013-2014 года. Тем более алтайские сельхозпроизводители за последние годы хорошо обновили и нарастили мощности по хранению. Это, кстати, в том числе влияет на их политику сбыта.

– Можно ли сегодня говорить: слишком много выращиваем, столько не нужно?

– Две пятилетки назад в крае собирали в среднем 3 млн тонн зерна в год. Потом – 3,8-3,9 млн. И вот последняя пятилетка – почти 5 млн. Освоили технологии. И это мы еще серьезно перекроили структуру посевных площадей. В 2008-м, когда я стал министром, 50% занимала пшеница, сейчас – чуть больше 31%. Если бы было 50%, мы бы в прошлом году собрали 9 млн тонн. И было бы совсем интересно.

Другой вопрос, что до событий прошлого года и цели виделись иначе, и рынок был другой, и объемы экспорта иначе оценивались. То есть потребность была иной, производственные процессы под нее настраивались.

Сейчас идет работа над поиском альтернативных рынков сбыта. Алтайские переработчики и трейдеры активно это делают. Но и здесь мы упираемся в вопрос логистики. С ней нам сложно встраиваться в сырьевой рынок. Нужно производить продукцию с высокой добавленной стоимостью, то есть развивать переработку.

Сколько, например, говорим о строительстве еще одного маслозавода в крае – ведь на 1,4 млн тонн увеличили производство масличных культур в регионе за пять лет. А переработать можем максимум 500-550 тысяч.

– Так ведь и инвестор вроде бы есть – еще в 2021 году подписали соглашение с «Сигма холдинг», который собирается построить мощный маслозавод в Леньках.

– Да, так и есть. Сегодня инвестор и минсельхоз края согласовывают условия проекта в Правительстве РФ. Проект предусматривает возможность получения льготного кредита при поддержке государства. А логика федерации в том, что в целом по стране и так много мощностей по переработке масла. Однако, насколько мне известно, все стороны близки к завершению согласования условий.

– В Бийске федеральный инвестор планирует строить крупный элеватор. Предполагается, что произойдет рост объемов экспорта зерна в Китай, и эти мощности понадобятся. Однако текущая ситуация показывает, что переизбыток зерна ведет к ухудшению финансовой ситуации аграриев. Так нужны допмощности хранения или нет?

– На мой взгляд, приход на Алтай инвесторов, которые будут строить элеваторы или предприятия переработки – это всегда плюс и для региона, и для аграриев.

Наращивание объемов экспорта зерна – одно из важнейших условий поддержания цен на внутреннем рынке и сохранения доходности наших аграриев. Строительство дополнительных мощностей хранения для формирования экспортных партий в Китай, конечно, оправдано. Чем больше у нас будет вывоза, тем лучше. Если инвестор готов формировать экспортные партии и вывозить их – пожалуйста. Пусть будет конкуренция за наше зерно. Пусть хоть 10 терминалов строят, если это поможет движению нашей сельхозпродукции.

– В начале 2022 года большинство аграриев говорили, что не видят рисков проведения посевной и уборочной – и у них, и у поставщиков были еще запасы и семян, и запчастей, и техники, и агрохимии. Они прогнозировали, что проблемы могут начаться в 2023-2024 годах. Какие зоны риски вы видите?

– Конечно, сегодня существует фактор неопределенности – из-за принятых пакетов санкций, меняющейся геополитической, экономической ситуации. В итоге мы пришли к пониманию, что рассчитывать нужно только на себя – на Россию и дружественные страны. К этому надо готовиться – переходить на предсказуемое, работать с теми, на кого можно положиться на долгие годы.

При этом больших причин для волнения я не нахожу. Возьмем семена. По зернобобовым: их краю нужно около 600 тыс. тонн. 91% из этого объема хозяйства готовят себе сами. В основном у нас семена отечественной селекции, они занимают 84% всей посевной площади. Еще 16% мы ввозим – в основном рапс, кукурузу, подсолнечник и часть сои. Гречиха вся своя. Поэтому здесь у нас предсказуемость полная.

Немецкие короткостебельные сорта яровой пшеницы, которые были очень популярны в Бийско-Чумышской и предгорной зонах края, легко заменяют сорта алтайской селекции, а по некоторым позициям они даже превосходят импортные.

Что касается подсолнечника. Им засеивается 700 тыс. гектаров – это серьезный клин. Важная культура для западной части края.

Многие специалисты говорят, что семена подсолнечника должны быть только импортные – гибриды. Да, генетика – серьезная вещь, и российские селекционеры несколько отстали. Но весь потенциал лучших западных сортов раскрывается в заложенных для них природно-климатических условиях. Алтайский край – не тот регион, где они максимально раскрываются, у нас три четверти площадей – в зоне устойчивой засухи. Не сможем мы получать 50 центнеров с гектара. А генетику на 30-35 ц/га дает и наша селекция. Во всяком случае по крупноплодным сортам подсолнечника.

Кроме того, все крупные предприятия, зная ситуацию, скупили по России все остатки гибридов масличных культур. Плюс параллельный импорт работает.

Гибридами иностранной селекции полностью засевается посевная площадь сахарной свеклы в хозяйствах ГК «Доминант», а это 95% клина под этой культурой. Они обеспечены полностью. Но с этого года по распоряжению Минсельхоза России все хозяйства будут засевать по 10% площадей отечественными семенами сахарной свеклы.

– Один из аграриев рассказал, что обслуживание импортной сельхозтехники подорожало в разы. А отечественные машины не «монтируются» с импортной навесной техникой. И выбор – либо переходить полностью на отечественную, или платить в разы больше за импортную. Так ли это?

– Я не верю в то, что нельзя импортную навесную технику агрегатировать с отечественным трактором. К тракторам Bühler точно можно все прицепить, да и к К-700 тоже. И потом, полностью перешли на импортную технику немногие хозяйства. Даже крупные в основном работают на отечественной. Из 100% тракторов в крае только 10% импортные. Как-то же к остальным 90% цепляют технику. Из комбайнов 22% импортные.

– Но технического отката не случится? Не так давно директор одного из заводов по производству тяжелых машин сказал мне, что после ухода японской техники предлагают пересесть условно с Mercedes на «Москвич».

– Предлагаю вам посетить агрофорум День сибирского поля, который ежегодно у нас проводиться, и посидеть в кабине К-700 и Bühler. Думаю, больших больших отличий по комфорту вы не увидите. Но кто очень хочет Mercedes, его все равно купит. Возможности для этого сохраняются. Дилеры сегодня предлагают и New Holland, и John Deere, и CLAAS. И есть факты поставок таких машин алтайским аграриям уже в этом году. Главный принцип в выборе техники для сельхозпроизводителя – это соотношение цены и качества.

Волнует проблема роста цен на технику и запасные части, причем не только импортных. В последние три года цена К-700 выросла на 90%, отечественного комбайна Acros 595 – на 60%. Только в прошлом году сельхозтехника подорожала в среднем на 30-40%, а импортная – в разы.

Темп роста цен на технику в два раза превышает темп роста цен на зерно. И это за три года. А если сегодня посмотреть? По цене на сельхозпродукцию мы откатились году к 2019-му. А техника-то еще больше подорожала.

Так что дело вовсе не в ее дефиците. Недавно прошло совещание у губернатора края по сельхозмашиностроению. Производители и дилеры главной проблемой снижения темпов продаж сельхозтехники назвали падение платежеспособного спроса со стороны аграриев.

Будет происходить сокращение темпов обновления парка, но не из-за отсутствия техники, а из-за падения доходности сельхозтоваропроизводителей. Можно брать кредиты, конечно. Но их тоже нужно возвращать, а понимания, когда с таким профицитом зерна восстановится рынок, нет.

– Сейчас производители молока бьют тревогу из-за падающих закупочных цен. Почему это происходит и каким может быть выход?

– Мы сейчас если не в отчаянной ситуации, то точно не в очень правильной. Образовался профицит продукции – и цены резко пошли вниз.

Сейчас логично правительству Алтайского края изыскать возможность субсидирования молочных хозяйств. Страдает все молочное животноводство – и крупные хозяйства, и ЛПХ.

– Как такая субсидия может работать?

– Да очень просто. Допустим, выделять по 1-2 рубля на реализованный литр. Хотя бы на несколько месяцев, до июля, ввести такую форму поддержки. Молочная отрасль в ней остро нуждается.

Рентабельность молочного скотоводства и так регулярно стремится к нулю – самая высокая, около 10%, в прошлом году была. Для сравнения – в растениеводстве последние 2 года она составляла 80-90%.

Себестоимость производства молока в среднем по хозяйствам края составляет более 24 рублей. А закупочная цена скатывается с 31 рубля за литр до 27, и по прогнозам может упасть до 25. А для ЛПХ – еще ниже. И это только если говорить о производстве молока. А если в целом про молочное скотоводство, то здесь рентабельность точно уйдет в минус. Поэтому, я считаю, нужно поддержать все хозяйства, а уж ЛПХ – сам бог велел.

– В прошлом году племхозяйства жаловались на ситуацию, возникшую из-за попадания края в число неблагополучных по ящуру регионов, что практически поставило крест на их продажах за пределы региона и страны. Собственники говорили, что, возможно, придется резать скот. Вы обращались в Госдуму с просьбой смягчить ограничения. Удалось решить проблему?

– В 2021 и 2022 году в крае сделали все, чтобы Международное эпизоотическое бюро сменило статус региона с неблагополучного с вакцинацией на благополучный. Необходимо было провести поголовную прививочную кампанию. И ее провели. Это, правда, было не так просто для скота, не обошлось без потерь. Но провели.

И если сначала регион мог осуществлять поставки только в девять регионов страны, то сегодня число тех, что не входят в зону ограничений, увеличилось до 31.

Поголовье мясного племенного и товарного КРС удалось сохранить. Однако ограничения на перемещение племенного скота за пределы Алтайского края, в том числе и в страны ближнего зарубежья – в Казахстан, Киргизию, по-прежнему существуют. Причем из-за вакцинации животных не только по ящуру, но и по нодулярному дерматиту. То есть, по сути, и сегодня наши хозяйства могут поставлять скот лишь в те в регионы, где также привили животных.

Минсельхоз края выделил дополнительную поддержку племхозяйствам, которая позволила уменьшить затраты предприятий.

При этом я хочу подчеркнуть, что племенное скотоводство Алтайского края имеет важнейшее значение для всей России, без преувеличения. По мясному скотоводству у нас собрана лучшая генетика мира по всем ключевым породам. Сегодня в регионе во всех «мясных» племхозяйствах 14,8 тыс. голов, из них 6,4 – коров.

tolknews.ru

Прогноз биржевых цен на 11 апреля 2023