Forbes публикует отрывок из книги журналиста Bloomberg Евгении Письменной «По большому счету. История Центрального банка России», основанной на интервью со всеми главами Центробанка. Книга выходит в мае в издательстве «Манн, Иванов и Фербер».

— Интервенция!

Набиуллина подняла глаза и пронзительным взглядом посмотрела на коллегу, который это сказал. Это не был совет — просто нервный, тихий возглас. Первый заместитель главы Центробанка Сергей Швецов оторопело смотрел на экран своего планшета, на котором было видно, как курс рубля стремительно падает. Зрелище не для слабонервных: видеть на экране, как из-за твоего решения обесценивается национальная валюта. Каждая секунда — потерянные миллиарды, россияне беднеют с каждым ползком рубля в сторону снижения курса по отношению к ведущим мировым валютам. Набиуллина переводила взгляд с планшета с ползущим рублем на Швецова и продолжала молчать. Кривая рубля скакнула вверх.

Швецов не выдержал и просящим тоном сказал: — Нужна интервенция!

Он знал, что предыдущий его шеф Сергей Игнатьев не допустил бы такой ситуации. Такого просто не могло быть: доллар уходит в поднебесные высоты, а ЦБ смотрит на это холодно и не выступает в защиту рубля, вкидывая на рынок валюту, чтобы сбить курс и накормить обезумевших трейдеров. Похожей ситуации не было уже много лет, все успели забыть те ощущения из 1990-х. Самый критичный момент за последние пятнадцать лет имел место в конце 2008 года, когда рубль стал обесцениваться на фоне снизившейся цены на нефть. Тогда Игнатьев рисковал и тратил валюту из международных резервов на поддержку курса. Потратил больше двухсот миллиардов долларов, и ему повезло: цена на энергоресурсы стала расти вновь. И рубль, провалившись, вслед за нефтяными котировками стал возвращаться на спокойные уровни. Все резкие перепады рубля роднит одно: никто не знает, что будет с экономикой и с ценой на нефть. Но тогда Игнатьев поддержал рубль валютой и выиграл. А сейчас Набиуллина, устав от интервенций, которые пришлось проводить несколько месяцев подряд, решила остановиться.

Делать интервенции — бессмысленно, остановить их — страшно.

Для Набиуллиной все началось в марте 2014 года, когда Владимир Путин согласился принять в Россию украинский Крым. На Украине шла борьба за власть, на улицах столицы и других городов вспыхивали вооруженные беспорядки, президент Янукович был отстранен от власти. Крымчане использовали момент и на спешно созванном референдуме проголосовали за воссоединение с Россией. Владимир Путин поддержал желание крымчан и, введя на полуостров российские войска, согласился присоединить Крым к России, куда он входил до 19 февраля 1954 года, когда по указу первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева Крымская область перешла в состав Украинской республики. Международное сообщество выступило резко против такой политики Путина: оно сочло воссоединение России и Крыма аннексией. Вступать в вооруженный конфликт с Россией, чтобы отвоевать Крым обратно, никто не стал, но с марта 2014 года страну стали воспринимать как агрессора.

Экономика России до присоединения Крыма и после — две разные экономики. До Крыма Россия была частью глобального мира, после — российская экономика начала все больше изолироваться. Изоляция шла медленно, но уверенно. Набиуллина не знала, что именно будет происходить дальше, но прекрасно понимала, что рублю такая политика не сулит ничего хорошего.

Новость о присоединении Крыма Набиуллина узнала почти вместе со всей страной, незадолго до того, как информация стала публичной. События происходили так быстро, что невозможно было хорошо подготовиться. В преддверии крымского референдума в марте 2014 года ЦБ готовился к возможному скачку рубля. Он увеличил ставку на 1,5 процентного пункта и изменил параметры курсовой политики. В месяц, когда прошел референдум о присоединении Крыма к России, Набиуллина дала согласие на то, чтобы потратить 22,3 миллиарда долларов из международных резервов страны на поддержку курса рубля. Это была рекордная интервенция за пять лет. Референдум экономика России переварила спокойно, перевалила март без больших потерь. Резкого падения не случилось, но началось медленное сползание в стагнацию. Сначала стала падать цена на нефть, потом западные страны ввели экономические санкции против России.

Санкции означали ограничения в работе с Россией для западных компаний, в основном американских и европейских. Некоторые из них начали сворачивать бизнес в стране, Россия медленно стала отделяться от остального экономического мира. Она начала отвечать на санкции контрсанкциями. Так, Путин наложил запрет на ввоз некоторых сельскохозяйственных товаров из Евросоюза и США, а также ряда других стран.

На рубле такая политика сказывалась плохо. Курс постоянно падал, ЦБ всю весну, лето и осень поддерживал его, потратив шестьдесят пять миллиардов долларов. Но это не сильно помогало отечественной валюте: курс рубля все равно снижался, а международные резервы катастрофически таяли. С марта по декабрь 2014 года они сильно похудели. Россия потратила из них, в том числе на поддержку курса, более ста миллиардов долларов, или больше 20% всех резервов.

Два молодых заместителя в Минфине, которые пришли в чиновники из инвестбанкиров, Алексей Моисеев и Максим Орешкин не могли хладнокровно наблюдать, как политика пожирает рубль, как быстро и впустую тратятся международные резервы. Они сочинили письмо в ЦБ о расточительстве. Мол, хватит выбрасывать валюту на ветер, наступила пора отпускать рубль в свободное плавание, то есть вводить режим free float. Это сбалансирует его, зафиксировав на комфортном уровне для нынешнего состояния экономики, и сбережет международные резервы, которые еще сто раз смогут пригодиться. Настала пора, уверяли они, сделать рубль самостоятельным, как долгое время уже обещали. Пришел тот самый момент. Набиуллина не хотела потрясений, она желала постоянства и, конечно, прекрасно знала, как сильно Путин ценит социальную стабильность. Поэтому к мнению молодых да умных из Минфина прислушиваться не стала и продолжала делать интервенции из международных резервов для того, чтобы курс валют не улетел в заоблачные высоты, а люди продолжали думать, что все хорошо.

Но траты если и помогали, то не сильно. Рубль летел. Если в марте за один доллар давали тридцать шесть рублей, то в декабре — уже пятьдесят. Политика для россиян становилась все дороже и дороже. Экономика медленно скукоживалась, финансовый рынок лихорадило, и никто не понимал, что будет завтра. Набиуллина тоже нервничала, заявляла одно, а делала другое. Она говорила, что ЦБ перешел к таргетированию инфляции, но продолжала таргетировать курс рубля. Финансовый рынок перестал верить Центробанку. Он стал ждать от Набиуллиной подвоха.

Момент, когда Путин стал жалеть международные резервы больше, чем ту самую социальную стабильность, Набиуллина пропустила. Президент стал говорить, что у него есть вопросы к ЦБ по поводу своевременности и качества принимаемых мер. Он заявлял, что палить резервы плохо.

Набиуллина не определилась до конца, что дальше делать с денежно-кредитной политикой. Глава ЦБ ощущала свою беззащитность перед внешними обстоятельствами, ее придавливала неопределенность будущих событий. Набиуллина, как и большинство, верила, что политический кризис рассосется, нефть подрастет, а санкции скоро снимут. Именно из-за неопределенности она продолжала интервенции, поддерживая рубль. Минфин настаивал на введении свободного плавания рубля, говорил, что это панацея. МВФ тоже настойчиво советовал: free float — больно, но эффективно.

Набиуллина нервничала, но как-то так получалось, что каждое следующее решение было только хуже. На этот раз подвела «Роснефть».

Эта крупнейшая нефтяная компания везде просила деньги, чтобы выплатить в декабре международным кредиторам семь миллиардов долларов. Из-за санкций она не могла перезанять эти деньги на внешнем рынке, а у российских банков катастрофически не хватало валюты. Курс рубля уверенно снижался. «Роснефть» пыталась найти деньги везде, где могла, в том числе в Фонде национального благосостояния России. Но отовсюду приходил либо отказ, либо обещания, что деньги получить в принципе можно. Но нескоро. И «Роснефть» пришла в ЦБ. Ведь тот в ноябре 2014 года запустил аукционы валютного РЕПО, а значит, банки могли принести в ЦБ облигации высокого качества и под залог получить валюту. «Роснефти» этот способ показался удобным.

Нефтяная компания совместно с крупным частным банком «Открытие» составила схему привлечения денег Банка России: «Роснефть» выпускает рублевые облигации, которые выкупят заранее определенные участники рынка, как правило «дочки» «Роснефти», и в итоге облигации через цепочку операций оказывались в «Открытии». Этому банку оставалось только взять валюту в ЦБ и отдать ее «Роснефти». Немного сложный, но гениальный замысел мог спасти репутацию компании перед внешними кредиторами, не допустить просрочки по кредитам. Набиуллина не мыслила стереотипами: она не считала Игоря Сечина, который возглавлял «Роснефть», ужасным разрушителем и тайным серым кардиналом Путина. Именно такая за ним закрепилась репутация — в основном потому, что именно он вел проект разрушения нефтяной компании ЮКОС Михаила Ходорковского. Все знали, что Сечин вел этот проект, и именно он стал главным бенефициаром от исчезновения ЮКОСа.

«Роснефть» получила почти все активы, которые раньше принадлежали компании Михаила Ходорковского. Но Набиуллина не вникала в прошлое, а работала в режиме реального времени: глава крупнейшей компании попросил денег — значит, надо помочь. Она вошла в трудное положение бывшего коллеги по правительству Игоря Сечина. И, наверное, она его, как основного силовика в команде Путина, немного опасалась. Когда она была министром, Сечин — всевластным вице-премьером; когда она была помощником президента, она видела, как часто Сечин наведывается к президенту, носит папочки с докладными записками.

Сечин попросил Набиуллину только об одном: включить быстро облигации «Роснефти» в ломбардный список ЦБ. Это значило, что банки могут под эти облигации брать в ЦБ валюту. Набиуллина согласилась. «Роснефть» стала слишком крупной для российской экономики, ей требовалось много кредитов, и чем дальше, тем больше. Санкции закрыли доступ «Роснефти» к западным деньгам. Ни один российский банк не мог удовлетворить ее аппетиты, только федеральный бюджет или печатный станок ЦБ.

Получив согласие ЦБ, «Роснефть» тут же объявила о размещении облигаций на огромную сумму — восемьсот миллиардов рублей. Такого объема российский рынок не видел никогда. Как только «Роснефть» сообщила о таком размещении облигаций, стали происходить чудеса: Московская межбанковская валютная биржа стремглав зарегистрировала эти выпуски. Потребовался всего час, чтобы закрыть книгу заявок. Беспрецедентное размещение биржевых облигаций прошло успешно.

В день, когда Сечин разместил свой огромный бонд, ЦБ провел совет директоров и решил в пятый раз за год поднять ключевую ставку на 1% — до 10,5%450. Это повышение было небольшим, финансовый рынок вообще никак не отреагировал: продолжали расти цены и курс евро к рублю. Участников рынка больше интересовала покупка валюты для «Роснефти».

На следующий день после совета директоров ЦБ быстро внес облигации «Роснефти» в ломбардный список. Два дня ушло на то, чтобы провернуть сделку на шестьсот двадцать пять миллиардов рублей.

Дальше уже было делом техники: «Открытие» купило облигации у «Роснефти», под них заняло деньги у ЦБ и перенаправило полученные сотни миллиардов рублей в нефтяную компанию.

Игорь Иванович облегченно вздохнул.

Финансовый рынок России напрягся. Никто не понял, что за операцию провернули Сечин с Набиуллиной и почему они так и не объяснили рынку суть этой огромной сделки. И ЦБ, и «Роснефть» забыли сказать, кто покупатель этих бумаг и в чем, собственно, цель приобретения.

Тайная сделка с Сечиным больно ударила по репутации Набиуллиной. Рынок и так не очень доверял новому центробанкиру из-за непоследовательной денежно-кредитной политики, а тут утратил последние иллюзии.

Участники финансового рынка интерпретировали череду происходящих событий примерно так: путинская компания использует ЦБ в своих шкурных интересах. Печатный станок обслуживает не денежную политику, а частные интересы. Такое объяснение большинству казалось логичным, тем более что ни сам ЦБ, ни «Роснефть» ничего не хотели объяснять. Никто понятия не имел, как «Роснефть» собирается использовать полученный огромный объем валюты. Все стали готовиться к тому, что он одномоментно вывалится на рынок.

Непрозрачная сделка разогрела рынок, сработала как выстрел: курс рубля продолжал снижаться, интервенции не помогали охладить валюту. Шуры-муры с Сечиным попали в спираль санкций, низкой цены на нефть, постоянно накаляющегося конфликта на Украине.

Подняв ставку в четверг, 11 декабря, ЦБ пообещал вернуться к этому вопросу в следующем, 2015 году. Но уже в понедельник, 15 декабря, стало очевидно, что ничего не помогает: курс летит в тартарары. За четыре дня, из которых два пришлись на выходные, доллар вырос на четыре рубля. Рынок не отреагировал на совет директоров ЦБ, зато откликнулся на тайную многомиллиардную сделку Сечина и Набиуллиной. Весь день оказался нервным, четкого плана действий не было. До позднего вечера в ЦБ решали, что делать. Простых решений не было.

Набиуллиной не верили. Это был вызов. Она поняла: если не справится сейчас, то не справится никогда. Выйти из тупика мог помочь только шок. Обезумевший финансовый рынок надо окатить холодной водой, как из ушата. Центробанкиры говорят: когда все плохо, надо доставать большую базуку. Пришло время действовать.

Хотели настоящий free float — получите. Запредельно высокая ставка вместе с ним приведет финансовый рынок в ступор и поможет охладить пыл игроков по раскручиванию курса рубля. Поздним вечером Набиуллина созвала внеочередное заседание совета директоров. Холодный колкий ветер дул за окном, в холле уже нарядили новогоднюю елку, которая не радовала совсем и казалась каким-то лишним атрибутом. За столом собрались усталые и подавленные коллеги. Остановились на варианте 17%. Именно такая ставка напугает рынок, но не завалит его, — так посчитали подчиненные Набиуллиной. Раз не завалит — значит, будет семнадцать. Предупредили Кремль, правительство.

Домой разъехались за полночь. Ночная Москва утопала в предновогодних огнях. В час ночи ЦБ разослал пресс-релиз: ставка 17% из-за инфляционных и девальвационных рисков. Рядом с ЦБ, где сосредоточено много ресторанов и кафе, сновало много гуляк.

Бессонная ночь. И нескончаемые сомнения: поможет ли.

Рано утром все вновь были вместе. Собрались в кабинете Набиуллиной, ждали открытия рынка.

— Нужна интервенция!

Швецов не мог без боли смотреть, как курс рубля ухает вниз.

Интервенция могла бы сбить это падение. Даже у Железного Дровосека было сердце.

Набиуллина продолжала молчать. Она встала из-за общего стола, подошла к своему рабочему месту, посмотрела на черном экране терминала кривую обесценивания рубля. Обернулась и тихо, но уверенно сказала:

— Мы больше не будем реагировать валютной интервенцией на каждое движение курса.

Подчиненные замерли. Набиуллина продолжила:

— Пусть наше молчание станет холодным ушатом воды для участников финансового рынка.

В абсолютной тишине все вместе наблюдали за ползущим рублем. Только сейчас окончательно стало ясно, что в ЦБ наступили другие времена. Жесткие и бескомпромиссные.

Источник: forbes.ru