Как и предсказывали некоторые эксперты, все непопулярные экономические меры в построении развитого капитализма свалятся на наши головы аккурат сразу после выборов президента. Так оно, собственно, и произошло. Удар за ударом — и все по нашему карману. Пенсионный возраст, взбесившиеся цены на бензин…

Одна радость и свет в окошке оставались — отечественное село с ее программой импортозамещения. Как писал Александр Твардовский, «земля в длину и в ширину кругом своя, посеял бубочку одну — и та твоя…» Нашим-то продуктам с чего дорожать?! Но и пекари поддались общему ажиотажу: цены на хлеб поползли вверх. Что дальше? Больше?..

Об этом мы беседуем с доцентом Тимирязевской сельхозакадемии, ведущим телепередачи «Аграрная политика» на канале ОТР Игорем Абакумовым.

Не хлебом единым

— Игорь Борисович, теперь уже можно не гадать на кофейной гуще, слухи подтвердились: хлеб таки дорожает. Некоторые горячие головы прогнозируют аж по 35 рублей за батон — при нынешних 20.

— На мой взгляд, хлеб сегодня не является продуктом жизненной необходимости…

— Не рискуете повторить «подвиг» саратовского министра с ее «макарошками»?

— Об этой даме вообще говорить не хочу: совершенно отмороженная чиновница с отсутствием элементарного уважения к людям. Даже если в голову и лезут подобные мысли, их надо испугаться и гнать от себя, закрывая рот обеими руками.

Я о том, что малоимущие слои населения сегодня имеют возможность диверсифицировать пищевой баланс в сторону овощей, курицы, свинины, растительных масел. Набирать суточный баланс калорий и белка. Не думаю, что наши сограждане сильно взволнуются от подорожания буханки или батона на 10–15%. С советских времен его цена оставалась незыблемой годами и десятилетиями. С 20-х годов прошлого века считалось, что дорожать может все на свете, только не хлеб. Мне кажется, это ошибочная точка зрения: уже давно хлеб даже для самых бедных слоев населения не является основным продуктом питания. Никто уже исключительно хлебом не питается.

Странно, что особо по этому поводу возмущаются некоторые политические круги. Видимо, сказываются фантомные боли от рассказов дедушек и бабушек, как им доставался хлеб, как крошки со стола смахивали — и в рот… Это наша история, которую нужно помнить и чтить. Я не говорю, что можно наплевательски относиться к хлебу, — ни в коем случае! Он действительно всему голова, достается тяжело. Но в условиях инфляции дорожают электроэнергия, транспорт, топливо. Почему хлеб не должен дорожать? Здрасьте!

Чтобы вырастить пшеницу или рожь, кроме армии земледельцев нужны селекционер и селекционная станция — она размножит семена. Нужны элеваторы, где хранятся урожай, логистика… В процесс выращивания и хранения урожая вовлечены сотни тысяч человек!

Учтем, что крупные хлебопекарные комбинаты несут еще и другую нагрузку: в «час икс» они должны так перезапустить производство, чтобы в течение суток поставить на поток выпуск ржаного хлеба. Именно буханок и именно ржаных. Они дольше хранятся, и их «кирпичики» удобнее упаковывать и перевозить. Сама эта форма родилась накануне Русско-японской войны, чтобы оперативно поставлять хлеб в войска. На хлебокомбинатах сохраняют и поддерживают этот мобилизационный ресурс. Тоже затраты — на обновление оборудования, кадры, расходный материал.

— Наш бронепоезд стоит на запасном пути?..

— Разумеется. И этим предприятиям никто не компенсирует затрат — ни МЧС, ни Минобороны, ни правительство. Все только контролируют и контролируют.

«Час икс» — не обязательно война: любое стихийное бедствие. В разрушенный сильнейшим землетрясением Спитак в 1988 году самым первым спасателем прибыли составы с ржаным хлебом. Мелкие хлебопекарни, при всем уважении к малому бизнесу, такой поток организовать физически просто не в состоянии.

Отечественным политикам нужно открыто признать, что хлеб — дорогой продукт. Но он при этом должен быть доступным всем слоям населения. И что не хлебом единым мы живы. Говорить сегодня нужно о здоровом, сбалансированном питании всех россиян. Чтобы в рационе были и мясо, и рыба — пускай не красная…

Наша карта бита

— Как это обеспечить — вот в чем вопрос. Скатерти-самобранки у нас ведь нет.

— Вот с экономическим инструментарием действительно в России хуже. Со времен Великой депрессии в США появились продовольственные карты для малоимущих — фудстемпы. Сегодня это обычная магнитная карта, куда власти переводят пользователю — малоимущему и безработному — энную сумму на пропитание (в среднем 120 долларов в месяц). Ее он может потратить только на еду, преимущественно отечественного производства. Виски или сигареты, импортное продовольствие по этой карте в супермаркете не отпустят. Фудстемпами пользуются более 23 миллионов американцев.

— В России такие разговоры тоже ведутся, и уже давно!

— Лет 15–20. Предлагались магазины для бедных, но это, согласитесь, вещь страшно унизительная. В некоторых крупных городах такие дискаунтеры даже открывались. Цены там, прямо скажем, были не копеечными, но продукты — без слез не взглянешь: сыр — не сыр, молоко — не молоко. Бр-р-р!..

Такая социальная поддержка может обойтись российскому бюджету в 250–300 миллиардов рублей. Правда, в расчетах до 2014 года, когда малоимущих было поменьше, чем сегодня. Карты намеревались вводить в 2017 году, потом сроки сдвинулись на 2018-й. Сейчас о них даже не вспоминают.

Причины и следствия

— Ваше мнение по урожаю-2018, по его недобору? Мы уже привыкли быть впереди планеты всей по экспорту зерновых. А нынче в закрома Родины засыплем на 30 млн тонн меньше. Виноват климат, засуха? Или новый министр сельского хозяйства решил выдавать сведения без приписок?

— В нынешнем году ничего страшного не произошло, и погода не была экстремальной. Вот что будет лет через десять? По прогнозам ВНИИ экономики сельского хозяйства, озвученным совсем недавно, из-за глобального потепления засухи станут происходить все чаще, Юг России превратится в аграрную пустыню — там нужно уже сейчас менять технологии и переносить основное производство зерна в Центральный федеральный округ. Впрочем, сигналов SOS пока никто не слышит. Ведь у нас все нормально. Объем экспорта тоже значительный, Новороссийский порт не успевает отправлять баржи с зерном за рубеж…

Разрыв урожайности в России мог быть меньшим, если бы государство сглаживало пики цен на продовольствие. Что на практике? То падение закупочных цен, то рост. Из одной крайности — в другую. Когда они сильно снижаются по причине большого урожая, у селян нет возможности ни выплатить зарплату, ни погасить взятые кредиты. Кредиты брали, чтобы получить большой урожай, это требовало правительство и местные власти. Вопрос: зачем, если цены рухнули? В результате с кредитами не рассчитались, средства защиты растений под посевную-2018 покупали подешевле (что-то разлитое в гараже), семенами пользовались попроще, от обновления парка отказались. И вот — закономерный финал.

В общем, нынешний урожай — следствие того, что закладывалось год назад, когда мы рапортовали об очень высоких достижениях и когда закупочные цены были в 1,5 раза ниже сегодняшних.

Что касается приписок, то они были всегда. У нас как таковой системы сельхозстатистики нет, в Росстате этим занимаются несистемно. В США департамент сельхозстатистики действует больше 150 лет, скрупулезно собираются сведения от всех фермеров. Им сообщать неточные данные о своем хозяйстве смысла нет: государство нивелирует закупочные цены при перепроизводстве или наоборот — при форс-мажоре, на «голодном пайке» своих крестьян не оставляет. Мы же точно не знаем ни среднюю урожайность с гектара по регионам, ни валовые сборы. Прогнозировать сложно.

— Недавно разговаривал с крестьянами со Ставрополья, из Невинномысска. Говорят, в крае все распахано и все засеяно пшеницей. Все: пастбища, где раньше пасли скот, придорожные территории… В итоге на личных подворьях число коров уменьшилось: нечем кормить. А мы гордимся, что первые в мире экспортеры хлеба. Нужен нам такой экспорт?..

— О чем и речь! Многие обрабатывают площади, которые им не принадлежат. В стране 80% всех сельхозземель — государственные, они не стоят в кадастре. 20% — стоят, а 80 — нет.

Пока они не числятся в кадастре, местные власти втихаря сдают землю в аренду, официально не заключая договор. Арендатор с них получает урожаи. Отсюда — дополнительное зерно и «рекордная» урожайность по 70–90 центнеров с гектара. А если ее «размазать» на все неучтенные массивы, то, возможно, получится и 15, и 20 центнеров с га…

Нет планирования зернового хозяйства. Президент Путин только в нынешнем году дал такое поручение Минсельхозу.

О бедных крестьянах замолвите слово

— Новый министр сельского хозяйства Дмитрий Патрушев заступил на вахту в мае нынешнего года. Что-то решительное уже предпринял?

— Говорить пока рано. Дмитрий Николаевич — из технократов, эта категория чиновников — в фаворе у президента. Но он слабо знает сферу мелкого и среднего бизнеса. Россельхозбанк, который он возглавлял, в основном работал с агрохолдингами. Но мелкий бизнес и есть фундамент сельских территорий. Будет ли у министра время познакомиться с этими проблемами или ему «насвистят» так, что мама не горюй, мы пока не знаем. Но ему досталось непростое наследство…

— Вот тебе и раз! Село на подъеме, при Ткачеве доходы от экспорта АПК превышали поступления от продажи вооружений… Скорее, новый чиновник пришел на тепленькое местечко!

— Александр Ткачев был специалистом больше в области пиара: как говорится, шашки наголо, а после нас хоть потоп… Не смог избавиться от психологии директора крупного агрохолдинга, на мой взгляд, не стал министром всей страны. Каким он был, таким он и остался. При всем своем сельском происхождении с крестьянством боролся всеми способами.

Свинья в деревне — больше, чем свинья

— То есть?

— Александр Николаевич всегда подчеркивал, что выступает за развитие личных подсобных и фермерских хозяйств. Говорил правильные слова, что это наши корни, история, скрепы… Но при этом в деревнях был запрещен подворный забой скота. Жалко! Всю жизнь в сарайчике крестьянин держал кабанчика или бычка. Специально обученный человек приходил, чтобы сделать свое черное дело — скажем, заколоть свинью. Это был праздник для целой улицы: мужчины собирались «на свежину», женщины готовили домашние колбасы… Так было веками. И никто никогда не отравлялся — разве что от большого количества выпитого самогона.

Теперь — запрещено. Теперь огромного и сильного хряка нужно поймать, связать, упаковать, погрузить в машину и отвезти на мясокомбинат, где его забьют. Тушу можно продать предприятию по цене, которую оно предложит. Или забрать себе, уплатив мясокомбинату за оказанную услугу. Это недешево — раз, затраты на транспорт в оба конца — два; наконец, бедная хрюшка, пока ее везут на бойню, похудеет процентов на 20…

Атмосферы праздника в деревне уже нет. Поуменьшилась и численность поголовья на частных подворьях. Только в Краснодарском крае 10 лет назад ЛПХ производили половину свинины, сегодня — меньше одного процента.

Формально запрет приняли под лозунгом борьбы с африканской чумой свиней. На деле этот рынок захватили агрохолдинги-монополисты. Хотя по качеству домашняя свинья и промышленная — это совсем разные истории. Домашняя точно выращивалась на натуральных кормах и уж точно без всяких антибиотиков. Жителям предложили разводить уток, которые не болеют африканской чумой. Но у нас нет культуры потребления утиного мяса, да и куда его пристраивать, если все переключатся на уток?..

Свинья в деревне — больше, чем свинья. Она всегда считалась копилкой на черный день.

Делиться надо?

— Второй момент — запрет фермерам строить дом на своей земле. Гражданские суды в городах и весях завалены такими исками. Опять же сошлюсь на Америку. В США еще при Линкольне был принят закон: фермер должен построить дом на своем ранчо — да и как иначе?! Это и родило феномен фермерской Америки, которая стала крупнейшим производителем продовольствия на планете.

Что у нас? Тоже закон. Раз землю выделяли под ведение сельского хозяйства, то из построек там может быть только вагончик, где хранятся лопаты и тяпки. Такой порядок тоже не способствует конкуренции мелкого земельного собственника с промышленными гигантами.

Ну и последняя «фенька» — патентная система обложения самозанятых. Если ты что-то производишь — должен купить у государства патент. Закон уже обсуждают в первом чтении в Госдуме. Как ни странно, его поддержал и главный фермер страны, президент АККОР Владимир Плотников.

Даже для пчеловодов предусматривается отдельный сезонный патент. Чушь какая-то! Во всем мире пчеловоды от налогов освобождены: пчелы опыляют 85% растений, которые идут в пищу человеку. Не будет пчел — не будет и растений. А нашему пчеловоду говорят: делиться надо!

С 60-х годов прошлого века с личных подворий у нас в стране налогов не брали вообще. Это такой негласный общественный договор: мы не берем налоги, а вы не стонете от отсутствия канализации и водопровода.

— Ничто не вечно под Луной…

— Вот я и спрашиваю себя: что такого случилось, что вспомнили про ЛПХ? Война, что ли?..

— Наверное, деньги под выполнение майских указов президента нужно собирать…

— Согласен, сейчас соберем. Но кто завтра останется в деревне? Этот вопрос себе мы не задаем. Если в деревне жить невыгодно, там никто жить не будет. Хоть это и родина, и могилы предков, и дым Отечества. Кто часто ездит по стране, видит: кладбище есть, а села уже нет. Уехали люди, бросили…

Так вот, считаем: подворный забой — раз, налог — два, запрет фермерам жить на своей земле — три. Такие маленькие и вроде бы не связанные между собой моментики — запрет одного-второго-третьего — выстраиваются в одну линию, и совсем не в пользу крестьянина. Как ни печально, это государственная политика. Хотя все заявляют, что это наш фундамент, базис, традиции, скрепы — няня Арина Родионовна, словом.

С 2006 по 2016 гг. — от сельхозпереписи до сельхозпереписи — количество фермеров в стране сократилось на 46%. Было 300 тысяч — осталось что-то около 150 тысяч.

— Но при всех проблемах программа импортозамещения дала добрые всходы. Президент Путин недавно заявил, что государство и дальше будут поддерживать АПК, хотя крестьяне должны быть готовы к конкуренции. Это что — первый звонок к возврату «окорочков Буша»?

— Программа импортозамещения свернулась, не достигнув своего апогея. Она была неверна изначально: надо было сразу ставить задачу экспорта продовольствия.

Уже названа сумма: 45 млрд долларов к 2025 г. Мне она кажется подозрительной. В 2013 г., до «войны санкций», мы импортировали еды на 45 млрд долларов в год — видимо, эти цифры в чьих-то головах прочно застряли. Такое впечатление, что эти деньги кому-то должны вернуться в оборот, только уже в виде экспорта.

А что мы можем экспортировать? 30–40 млн тонн зерна, некоторое количество птицы, свинины. Но производить зерно на экспорт — все равно что качать туда сырую нефть. Бензин нужен. А в нашем случае — мука, биоэтанол, аминокислоты и пр. Добавленную стоимость нужно оставлять у себя, а не отдавать покупателю!

Мир уже перешел на другие уровни переработки сырья. Из зерна не только муку делают или топливо — крылья для автомобилей, строительные материалы, растительный пластик, продукты химии… Мы в этом плане сильно отстаем.

Но если откроют рынок — нашему селу будет туго. Большая политика считается важнее интересов аграриев. Продали Индонезии истребители — получили в ответ пальмовое масло. Помирились с Турцией — получили в ответ помидоры. А ведь рынок страдает от молочного фальсификата, да и тепличники вложились в строительство — ведь им обещали, что санкции не отменят… Так что отмену санкций и последствия надо иметь в виду, ведь вопрос доверия между агробизнесом и властью — штука обоюдоострая.

Источник: mk.ru