— На фоне грандиозных побед нашего сельского хозяйства не оставляет один вопрос: вот урожай огромный, а счастья нет. Деньги-то где? Это «Аграрная политика». С вами Игорь Абакумов. Думать над этим вопросом мы сейчас будем вместе с Александром Вадимовичем Корбутом, вице-президентом Российского зернового союза. Здравствуйте, Александр Вадимович.

— Добрый день.

— Александр Вадимович, скажите мне, пожалуйста, урожай в прошлом году огромный.

— Исторический рекорд.

— Возят – его до сих пор перевезти не могут.

— Экспортируем больше 52 млн зерна.

— Все рыдают: а деньги-то где, прибыль где?

— Не все рыдают. Значительная часть отчитывается небывалым урожаем и рекордным экспортом.

— Бумага все терпит.

— А прибыль где? Прибыль в мечтах. Получается так. Если сравнить год к году… Я беру официальную статистику. Но все равно все управленческие решения принимаются по официальной статистике, что бы кто ни говорил. По сравнению с прошлым годом, по зерновым – крестьяне продали их на 10% больше и успешнейшим образом получили на 58 млрд рублей меньше, чем в 2016 году.

— Как это происходит?

— Ушли цены вниз. А система государственного регулирования не настроена на работу на экономическую эффективность.

— Александр Вадимович, ну как же так? Специально для этого с Кубани пригласили опытнейшего менеджера, губернатора, руководителя агрохолдинга, создателя крупнейшего агрохолдинга, который входит в первую пятерку, чтобы он настроил всю эту систему. А как-то включаешь – не работает. Почему?

— Вы знаете, кое-что сделали. Об этом чуть позже. Но, с моей точки зрения, вопрос в ином. Как моя внучка Мариночка говорит, «тут все-таки мультфильм, а не картина маслом». А вот здесь именно мультфильм. Дело в том, что вся современная аграрная политика была заложена Алексеем Васильевичем Гордеевым. Она была четкой, ясной и имела четкие ориентиры, так же как аграрная политика ЕС – нарастить объемы производства, обеспечить насыщение внутреннего рынка. Ставились вопросы – увеличить объемы производства, при этом особо никто на вопросы себестоимости, конкурентоспособности, рынка не смотрел.

— Алексея Васильевича нет 9 лет. Вот он только вернулся спустя 9 лет. Уже был один министр три года, второй министр три года, третий министр только что ушел, три года. Итого 9 лет.

— Предыдущие два именно шли по пути наращивания объемов и налаживания финансовых потоков бюджетных денег из того расчета, что бюджетными деньгами все зальем – и все будет хорошо, и будет нам полное счастье. А здесь все-таки начали делать. Вы знаете, говорим много, но действительно начали делать. То, что сделали эти льготные железнодорожные перевозки. Это важная вещь, потому что это помогло открыть этот сибирский зерновой тупик. Да, не те объемы, которые хотелось бы. Да, экспорт отбивал эти объемы перевозок за 1,5 – 2 недели. Но это было начало. Не побежали мы в эти интервенции. Это тоже было правильно. Потому что что бы могли закупить и где бы мы это хранили? Ну, закупили бы точечно.

— А хранить негде у нас такой большой урожай?

— Вы знаете, если смотреть чисто формальные цифры, 135 млн тонн хранения вроде бы у нас есть.

— А состояние какое? Еще с советского времени, по-моему. СССР еще строил.

— Нет, хозяйства строили тоже много сейчас. Есть еще те, которые были при царе-батюшке построены немцами в Поволжье. Отличные хранилища с напольной вентиляцией. Но в любом случае этого недостаточно, потому что сейчас совершенно другая экономическая ситуация. Ну, не хотят хозяйства хранить все зерно – и свое, и чужое – скопом. Потому что потом не разберешься. Соответственно, вопрос элеваторных мощностей. Вопрос: где эти элеваторные мощности находятся? Вопрос – а есть ли железнодорожный или автомобильный подъезд к этим элеваторным мощностям? Иногда и с этим проблемы. А есть ли мощности подработки непосредственно в хозяйствах? А есть ли там сушилки? То есть вот эти «если» валовое производство обеспечили. Мы можем производить много, мы это четко и ясно.

— А куда это потом девать, непонятно.

— На это не смотрели. Была старая добрая советская схема – произвести больше. А дальше как-нибудь все, может, рассосется.

— Раньше был такой пылесос, как животноводство, которое выметало все практически.

— Раньше этот пылесос выметал в первую очередь импортное зерно.

— По крайней мере, это выметало объем.

— Низкоэффективно, но выметало. Сейчас основной пылесос – экспорт. Экспорт – это драйвер развития. Не урожаи выросли, и поэтому вырос экспорт. А экспорт вырос, поэтому пришли технологии, поэтому повысилась урожайность, поэтому стало более эффективно производить зерно.

— Александр Вадимович, чтобы нашим зрителям было понятно, не все аграрники: крестьянин, фермер, агрохолдинг, вырастив зерно, продает его трейдеру. Трейдер – это тот, кто продает на экспорт, верно?

— Или на экспорт, или на внутренний рынок.

— Верно, да? Продает, правильно?

— Да.

— Цена небольшая, да? Трейдер продает по мировым ценам. Так где остается прибыль? Вы заулыбались.

— Да. Мировая цена сейчас на новороссийское – где-то порядка 200 долларов. Но из этих 200 долларов уберем ставку на перевалку, уберем стоимость железнодорожных или автомобильных перевозок, уберем контрольно-надзорные органы, которые мы должны заплатить, получить документы. А если еще простой… А простой судна стоит от 10 до 30 тысяч долларов в сутки. А мы еще должны заплатить элеватору, который примет зерно в этом хозяйстве, который его потом отгрузит. Вот эти звенья никем не регулируются. А все проблемы и все риски перекладываются на первое звено. Чем больше рисков, тем ниже будет цена у сельхозников.

— Контрольно-надзорные органы что-то в последнее время всех волнуют. Они как-то активизировались в последнее время. В связи с чем, как вы думаете?

— Вы знаете, хоть и тяжело идет реформа контрольно-надзорных органов, но она все-таки идет. Не сказал бы, что там все идеально, все хорошо, но кое-какие превентивные меры и мы в том числе предпринимали, которые позволяют сохранить деньги. То есть немножко сужается база деятельности контрольно-надзорных органов, для которых, вы знаете, это трагедия, с моей точки зрения. Потому что они заточены на что? Проверить и оштрафовать. Они отчитываются чем? Количеством проверок и суммой штрафов. Они не отчитываются о том, больше ли мы стали продавать, и открылись ли для нас новые рынки или нет.

— То есть, по вашему мнению, нужно менять направление деятельности контрольно-надзорных органов.

— Нужно менять целевые ориентиры и деятельность.

— У нас звонок из Курганской области. Виктор, вы в прямом эфире «Аграрной политики». Слушаем вас. Здравствуйте.

Зритель: Здравствуйте. Меня вот такой вопрос уже давно беспокоит. Что все время хочется растить производство зерна. На самом деле это произошло. Но для сохранности урожая не построено с 1990-х годов ни одного нового элеватора. Где хранить такой громадный урожай, чтобы не испортить его, как обычно? И у нас, как обычно, со времен Советского Союза этот полученный урожай негде было перерабатывать, не на чем было.

— Правильный вопрос. Виктор, спасибо вам большое. Сняли у меня с языка.

— Мы говорили немножко на эту тему. Во-первых, все-таки строились элеваторы и строится…

— По сравнению с тем, что было, и по сравнению с тем, что построено – это мизер.

— Это мизер. Но это частный бизнес, это частные деньги. У государства были определенные программы, но это ничтожно мало. И эти мощности все-таки появились. Давайте признаем прямо. Да, их не хватает. Но это уже совсем другая проблема. А вот то, что не хватает оборудования для подработки зерна в хозяйствах – это, вообще-то говоря, трагедия. Если год сухой, то вроде все ничего, все хорошо. А если дождик, то мы знаем, что у нас происходит с топливом…

— Я помню середину 1980-х годов. Казахстан, целина. Когда вагоны приходили на элеваторы. А был дождь, и дверь открывали, ворота вот эти на вагонах, а зерно стоит, проросшее, оно не ссыпается. Его только на спирт, на переработку или вообще в траншею.

— Я думаю, в этом году у нас тоже было. Я думаю, миллиона 4-5 у нас зерна не сохранили качественные показатели.

— В связи с этим следующий вопрос. Вы сказали, что основной драйвер – это экспорт. Вы продолжаете это утверждать?

— Я не утверждаю. Это факт.

— С другой стороны, есть точка зрения, что невыгодно нам вывозить сырое зерно. Почему должны сырье поставлять на мировой рынок? Есть мнение, что нужно поставлять муку, как это делает Турция из нашего зерна. Первый в мире экспортер муки из российского зерна – это Турция. Правильно же, да?

— Вообще из любого зерна.

— Из любого зерна, да. Почему мы не перерабатываем зерно? Ведь много есть различного рода технологий, которые позволяют очень полезные вещи… Что из зерна еще можно делать, кроме муки?

— Из зерна можно сделать очень много, кроме муки и спирта. Очень большой спектр. Давайте сначала по муке. Весь мировой рынок муки – это порядка 16-17 млн тонн максимум. Мировой рынок пшеницы на порядок больше. Любая страна хочет покупать зерно. Это объективная реальность. Если вы приходите на рынок, вы выбираете товар или вам продавец: «Возьмите уже это вареное мясо».

— Логично.

— Здесь хозяин – барин. И мы прекрасно заняли эту нишу. Другое дело, что другие направления переработки – это биопереработка, это глубокая переработка зерна. Это не мука.

— Что ещё из зерна делают, кроме муки?

— Можно сделать все. Можно сделать пищевые ингредиенты. Можно сделать биоэтанол, а из биоэтанола сделать биополиэтилен прямо на нефтеперерабатывающем заводе. Можно сделать витамины. В мире продуктов 80 имеется.

— Это прибыльный бизнес – переработка зерна?

— Это прибыльный бизнес, но старт очень дорогой.

— Значит, государственная программа?

— Да.

— Безусловно, да?

— Да. И, кстати говоря, опять про Минсельхоз. Про это мы уже говорили лет 9.

— Больше.

— Больше. Но реально сейчас это Минсельхоз уже начал делать. То есть реальное движение есть.

— Ну даст Бог новой команде этого волка съесть. У нас звонок из Волгоградской области. Здравствуйте.

Зритель: Здравствуйте. Я слушаю вас, смотрю, что ваш собеседник говорит, что цены 200 долларов. Нам на данный момент дают 8 рублей. Я производитель продовольственного зерна.

— Спасибо, Юрий, за такую информацию.

— Прекрасно. 8 рублей из Волгоградской области. Отгрузка с элеватора будет стоить рублей 600-700 на тонну минимум. Документы – еще добавится под 100-150. Если все брать. Железная дорога – это будет 1500 где-то. По памяти точно не скажу. Но, я думаю, порядок цифр будет именно этот. Дальше, перевалка в порту – еще отдайте. Где-то долларов 40. Вот и посчитайте. Вы первое звено.

— Юрий, если вы еще слушаете нас, я вам скажу.

Зритель: У меня погрузка со своего склада. И они его везут на Новороссийск.

— А в порту-то перевалка тоже денег стоит.

Зритель: В порту перевалка, согласен. Но дело в том, что самая малая толика… Вы посчитайте труд фермера и труд того, кто его купил и перевозил. Эта разница же есть, я думаю. И еще такой вопрос. Вот у нас правительство хвалится, какие у нас стали урожаи, какие у нас технологии, как помогает государство. Я фермер средней руки. Я ни рубля не видел от государства. Ни рубля. Вот только если дают погектарную поддержку – это копейки. И то надо за него отчитаться до копейки, что куда-то его дел. В основном получают холдинги, получают крупные фермерские хозяйства, которые имеют связи в области, в районе, которые имеют с чем-то связь. А мелкие… или на вымирание нас поставили, или как. Вот это надо спросить у наших руководителей.

— Спасибо, Юрий. Мы эти вопросы задаем каждый понедельник в программе «Аграрная политика». Касательно доли фермера, я недавно смотрел статистику по Европе и по Соединенным Штатам. Доля фермеров в буханке хлеба – от 8 до 10%. Все остальное – это логистика, перевозки, перевалки.

— Упаковка.

— Упаковка, выпечка, энергия и так далее. Так что доля фермеров, к сожалению, сужается во всем мире. Это общая тенденция. А вот что с этим делать и как свести концы с концами тут… Александр Вадимович, вы аналитик. Подсказывайте.

— Во-первых, здесь действительно четкое понимание есть у всех, что без производства, без вас, без вашего тяжелого труда всем остальным делать будет просто нечего. Это очевидный факт. И если нечего переваливать, то ничего и не перевалишь. Нечего везти – ничего не отвезется. Воздух никому не нужен. И здесь вопрос именно системы поддержки. Да, действительно, зерновое производство по факту не имеет поддержки. Можно говорить, что поддержка имеется только в той части, когда это поставка техники на льготных условиях. Хотя там, скорее всего, чисто зерновое нельзя… Трактор будет работать на всех культурах. Поддержки здесь нет. И здесь действительно вопросы надо решать. Но вопрос поддержки должен быть решен, с моей точки зрения, несколько в иной сфере – это в первую очередь инвестиционная и доходность. То есть вся работа государства должна быть направлена на повышение доходности.

Да, перевалка будет стоить дешевле, так же как в Украине цена упала. Портовые мощности будут примерно в 1.5 раза больше, чем объем переваливаемого зерна. Тогда будет реальная конкуренция. Если этого нет, ребята, есть федеральная антимонопольная служба. Давайте вы тогда посмотрите, что и как. Кстати говоря, перевалочные мощности бизнес строит, и очень активно. Могу вас заверить. Иначе бы эти 52 млн тонн, которые в этом сезоне мы перевалили, мы не перевалим. Но мы их перевалим. Это будет реально. Бизнес работает.

— Александр Вадимович, у нас еще Астраханская область на связи. Здравствуйте.

Зритель: Меня зовут Василий Иванович. Здравствуйте. Я хотел бы узнать, нельзя ли организовать закуп сельхозпродукции. Мы бедствуем, не можем сдать мясо никуда. Одни перекупщики. 9 лет уже крупный рогатый скот. Ни копейки помощи нет от государства. Солярка дорогая. Запчасти на сенокос тоже обходятся.

— А у вас большое хозяйство, Василий Иванович?

Зритель: Нет. 136 голов крупного рогатого.

— Немаленькое хозяйство, 136 голов.

Зритель: Но все равно содержать надо. Одни затраты. И сдать некуда практически. Одни перекупщики приезжают, просят за полцены.

— Спасибо. Александр Вадимович, вот вопросы, которые мы с вами обсуждали накануне нашего эфира – это вопросы личных подсобных хозяйств. Их же порядка 20 млн. Цифры колеблются. Но около. Каким образом их укрупнить, каким образом сделать их фермерами? Каким образом помочь им выйти на товарные рынки? Вот как ваше видение? Ваши рекомендации новой команде в Министерстве сельского хозяйства.

— Поддержки коопераций. Только не для отчетности, как это было поначалу, когда отчитывались количеством созданных кооперативом. Их создавали массово. Правда, результаты никто публично не показывает. Вот это меня умиляет. Кооперативы созданы – какой результат их деятельности? Это развитие коопераций. Другого варианта просто нет во всем мире. В этом случае это будет посредник, это будет перекупщик. Но это будет контролируемый вами перекупщик.

— Контролируемый фермерами.

— И вы будете получать и распределять ту маржу, которую он получает с продажи. Будет ли она значительно больше – не знаю. Это как вы сработаете и как он сработает. Но это единственный вариант. Но вопрос кооперации, с моей точки зрения… Он уже лет 30 у нас обсасывается: статьи, публикации, научные работы, диссертации. С моей точки зрения, он проще. Это вопрос психологии. В кооперативе могут быть только те люди, которые друг другу доверяют. Вот формирование доверия здесь ключевой момент. А дальше, вы знаете, я свято верю, что если будет рынок сбыта, поможет государство, не поможет – произведут крестьяне наши столько, сколько рынок сможет потребить. И еще с запасом. То есть это вполне реальная вещь. Потому что по зерну мы это доказали. Поддержки государства не было, а производство выросло, урожайность исторически выросла.

— Это так. Александр Вадимович, вы давно работаете в агропромышленном комплексе. Вы давно анализируете его деятельность. Уже несколько десятков лет. Вы сейчас сказали, что современная аграрная политика начиналась с Алексея Васильевича Гордеева. Вот его 9 лет не было в верховной центральной власти. Сейчас он вернулся в ранге вице-премьера по сельскому хозяйству. Чего вы ждете?

— Вы знаете, основное, что сделал Алексей Васильевич Гордеев – это то, что он очень четко оценил новые компетенции, которые росли в сельском хозяйстве. И в нацпроекте, и в госпрограмме он заложил именно поддержку этих новых компетенций. Поэтому все было так результативно. Именно поэтому. И вот сейчас я надеюсь, что Алексей Васильевич и новый министр Дмитрий Патрушев почувствуют и знают эти компетенции. Потому что меня, откровенно говоря, порадовало что? По Евангелию: «По плодам их судите». Здесь, естественно, судить будем по плодам. Но первое выступление, которое прошло в СМИ – это были поставлены 3 задачки. Первая – это выполнение показателей доктрины продовольственной безопасности. Хотя я хотел бы, чтобы ее немножко пересмотрели, потому что это не доктрина продовольственной безопасности. Это доктрина продовольственной независимости. Это доктрина защиты. Это доктрина агрессивной политики на внешнем рынке. Вторая задача – это повышение экономической эффективности.

— Это важно.

— Это ключевой вопрос. Потому что мы не потеряли конкурентоспособность по многим товарам. Ушла господдержка – и птицеводы…

— Третья задача.

— Третья задача – это экспорт.

— Это важно.

— То есть если вторая задачка будет решена, автоматом решится третья. А первая – тут уже нужно еще государство, потому что продовольственная безопасность – это доступность экономического продовольствия.

— Спасибо, Александр Вадимович. У нас в гостях был Александр Вадимович Корбут, вице-президент Российского зернового союза. Вы смотрели «Аграрную политику». Программу вел Игорь Абакумов. Увидимся на следующей неделе в любую погоду.

Читайте прогноз ценовых колебаний с 28 мая по 1 июня 2018.

Источник: otr-online.ru