— Один аграрный чиновник с чувством законной гордости недавно произнес следующее: «Мы целых 20% всякого рода субсидий, дотаций и кредитов отдаем фермерам, малым формам хозяйствования». А почему 20%, если, по статистике, они производят 50%?

Вот такова у нас аграрная политика, которую вы сейчас смотрите. С вами Игорь Абакумов. А говорить мы об этом будем с Ольгой Владимировной Башмачниковой, вице-президентом Ассоциации крестьянских хозяйств и сельскохозяйственных кооперативов России. Здравствуйте, Ольга Владимировна.

— Добрый вечер, Игорь Борисович.

— Так а почему 20%? Я вот понять не могу. Производят вроде бы вместе с ЛПХ 50%, а по некоторым позициям даже больше. Почему 20%? Вот что это такое? Это поблажка? Это хорошо/плохо? Конечно, хорошо. Раньше ничего не было, да?

— Игорь Борисович, наверное, речь идет о том, что 20% – это зарегистрированных индивидуальных предпринимателей или фермерских хозяйств, юридических лиц, которые отчитываются в статистику, производят товарную продукцию и платят налоги. Когда мы говорим о личных подсобных хозяйствах… Их, конечно, 15 миллионов на самом деле, и из них 2 миллиона товарных, которые не только себя кормят, а и продают продукцию на рынок. Но тем не менее они не являются официальными предпринимателями, они субсидии от государства по линии АПК не получают.

Когда был период реализации приоритетного национального проекта, личные подсобные хозяйства тоже были в этом задействованы. Они получали льготные кредиты, развивалась тогда система кредитной кооперации, и они получали государственную поддержку. Кстати, именно статистика в тот период показала, что количество подсобных хозяйств перестало снижаться, и в объемах продукции, которые они производят, даже был намечен некоторый рост, а особенно в молоке.

Сейчас речь идет только об индивидуальных предпринимателях. Если мы возьмем объем выручки, которую производят чисто фермеры, то это 12% от всего валового объема продукции, которую производят. Другое дело – что есть фермер? Это ведь не только тот предприниматель, который зарегистрирован ИП. Это и тот же крупный ЛПХ, который пока не зарегистрирован. Это может быть и ООО, которое имеет маленькие объемы. Просто был период, когда фермеров заставляли перерегистрироваться в ООО. И поэтому реальное количество фермерских хозяйств, конечно, гораздо большее.

И в последнее время АККОР очень часто говорит именно о предприятиях микробизнеса. В частности, 20%, о которых вы говорили, – это субсидии по льготному кредитованию, которые распространяются как раз на микропредприятия, на фермеров и те ооошки, которые производят продукции менее на чем… до 120 миллионов рублей выручки.

— 120 миллионов рублей – это большая сумма.

— Достаточно большая, да.

— Насколько я помню, в Соединенных Штатах фермером считается тот, кто производит в год продукции на тысячу долларов. Это 60 тысяч рублей сейчас по-нашему, да? И ты уже можешь быть фермером и просить свою долю субсидий, свою долю внимания – правильно? – свое законодательство. Правда? Вы имеете право ходить на демонстрации от имени фермеров – правда? – если вы производите на тысячу долларов. У нас миллионы – и они считается микро? Ничего себе!

— На самом деле, если уж мы говорим об Америке, едешь по территории этой страны – и там фермы налево и направо. Больше или меньше, но вся территория пронизана такой сетью дорог и фермерских хозяйств.

— Я заметил – там нет борщевика.

— Абсолютно.

— И в Европе тоже нет.

— Ну, там все-таки другая немножко аграрная политика и изначально другие условия, в которых сельское хозяйство развивалось, другая история вообще процесса. И конечно, мы с ними в этом плане сильно отличаемся. Но хотелось бы, чтобы в нашей стране тоже ситуация поменялась.

Вы знаете, вот сейчас у нас скоро президентские выборы на самом деле. И если мы вспомним, как победил Трамп в Америке – он ведь выиграл предвыборную программу именно благодаря тому, что заявил, что он против глобализации и хочет повысить доходы внутри страны, в том числе и поддержать фермеров. Мне кажется, у нас похожая ситуация. И Владимир Владимирович уже заявил, что экономика должна быть направлена для людей. И я думаю, что следующий срок (если все сложится, как мы рассчитываем) будет связан с тем, что серьезные решения в микроэкономике, в том числе в сельском хозяйстве, будут сделаны. Я думаю, у нас просто сейчас нет других возможностей.

— У меня очень большое сомнение на этот счет, потому что для того, чтобы делать другие возможности, нужны другие люди с другими мозгами. А если будут делать те же самые мозги, которые делали вот до этого, то будет то же самое. Владимир Владимирович будет говорить одно, а они будут… у них все равно будет получаться автомат Калашникова, как в том анекдоте, понимаете, пулемет будет получаться. Вот что с этим делать? Как вот поступить?

— Смотрите. Частично, конечно, я с вами согласна. Но с другой стороны, экономика сама выравнивает. Тот факт, что у нас сейчас ограничения бюджетные, в том числе ВПК, то, наверное, такие голословные субсидии, которые были раньше, когда мы не считали, какое количество денег государственной поддержки мы можем вложить в одно предприятие и какой реальный эффект от этого, – сейчас такой ситуации не будет. Сейчас каждый рубль, который вкладываешь… Нужно смотреть, какая отдача, потому что рублей этих не так много. И поэтому эта ситуация частично как бы изменит положение в сельском хозяйстве.

Смотрите, у нас не смогут холдинги получать такое количество поддержки, которую получают сегодня. Просто будет ограничение некоторого бюджета. А дальше что произойдет? Они задумаются, как эффективно хозяйствовать, чтобы себестоимость позволяла получать прибыль, на которую они рассчитывают. Значит, какие-то процессы они должны отдавать, так скажем, на аутсорсинг тем же фермерам, потому что просто невыгодно по принципу фабрики содержать свое предприятие. Это дорого. Дорого содержать все земли. Дорого содержать все гаражи. Дорого содержать всю переработку.

И в идеале за холдингами должны остаться какие-то функции интегратора (хранение, переработка, транспортировка, поставка, я не знаю, в сети или на экспорт), а первичный этап производства сельского хозяйства естественным образом должен отойти к фермерам. Ведь смотрите – вне зависимости от политики правительства, частично эти процессы потихонечку идут. Возьмем «Белую Дачу» Семенова (а Семенов, кстати, бывший министр сельского хозяйства), возьмем в Воронеже Гордеева – они в мясном скотоводстве…

— Уже не в Воронеже.

— Уже не в Воронеже, да. Ну, неважно. Этот опыт начинался, когда он был губернатором и главой региона. Там тоже точечные проекты, связанные с интеграцией, с тем, что фермерам отдается скот на доращивание, а интегратор уже собирает эту продукцию на откормочные площадки. Этот процесс потихонечку идет.

— Ольга Владимировна, меня волнует то, что он идет сам, этот процесс, а не декларируется как аграрная политика. Он идет сам, он идет естественным образом, он идет методом проб и ошибок, как когда-то развивалось фермерство. Вы же это прекрасно знаете, вы тоже с нуля наблюдаете этот процесс. Правильно?

— Конечно.

— И у нас нет такого документа, который был каким-то образом регламентировал взаимоотношения агрохолдинга и фермера. У нас нет артикулированной политики, артикулированного политического запроса на такое сотрудничество. Ведь никто этого не высказал.

— Я с вами согласна. Вот недавно, кстати, по-моему, американский экономист Ричард Тайлер (если я правильно его назвала), он получил Нобелевскую премию в экономике, и вот он озвучил такой посыл: государство способно стимулировать и подталкивать бизнес на те процессы, которые государству желательны. На самом деле это происходит и в Германии – например, есть закон, согласно которому предприятие получает господдержку, только если у него есть контракты на поставку продукции с маленькими хозяйствами.

— Вот!

— Я думаю, мы к этому обязательно придем.

— Когда?

— Ну, будем надеяться, что после президентских выборов аграрная политика будет сформирована. Просто потому, что…

— А почему? У вас предчувствие такое или вы что-то знаете?

— Нет, на самом деле сейчас есть какие-то моменты, которые об этом говорят – во-первых, в Министерстве сельского хозяйства то, что касается льготного кредитования. Минсельхоз сейчас проводит действительно серьезную работу на уровне заместителя министра сельского хозяйства Хатуова Джамбулата Хизировича. Действительно, банкам сейчас ставится задача, чтобы вот эти 20%… Даже 20% набрать-то не могли, Игорь Борисович, потому что фермеры не могут пройти этот кордон банковский. И нужно подготовить документ…

— А может быть, специально так и делается, чтобы фермеры не смогли этот банковский кордон пройти?

— Но это же регулирует не Минсельхоз, это регулирует не Правительство, а это регулирует сейчас Центробанк, который в последнее время занимался макрополитикой. И в этом-то какие-то эффекты есть. Ведь на самом деле, посмотрите, инфляция снизилась, сильно снизилась. А это означает, что для иностранных партнеров, в том числе для экспортеров, кто у нас закупает продукцию, в сельском хозяйстве или это технологические станки (а сейчас мы их тоже продаем уже за границу), мы для них являемся стабильными, потому что у нас сейчас стабильный курс рубля, у нас сейчас сниженная инфляция и у нас небольшой, вернее, самый маленький государственный долг. Эту задачу мы решили.

А дальше мы должны уже решать задачу внутри страны. Если мы ее не решим, то дисбалансировка, конечно, в аграрном комплексе будет большая. Ведь если холдинги сами не поймут, что нужно отдавать какой-то этап производства другим, то просто велика вероятность, что они не выдержат конкурентную борьбу, когда будут сняты санкции. Это с одной стороны. А с другой стороны…

— У нас звоночек есть, давайте послушаем, из Костромской области. Юрий, кажется, да?

— Да.

— Здравствуйте, добрый день, Юрий. Вы в прямом эфире «Аграрной политики». Слушаем вас. Ваш вопрос, пожалуйста.

Зритель: Вопрос у меня такой. Вы почему не поддерживаете сейчас всех? Вот смотрите – деревни остались без коров, скоро их уже не будет совсем. Какие фермеры, когда он не может трактор, ни солярки, ничего не купить? Я вот слушаю ваши разговоры: в Америке, на Западе… А у нас что, профессоров нет, которые могут создать вот эту всю политику?

— Конечно, можем. Конечно, можем. Юрий, спасибо. С вашей помощью мы как раз этим и занимаемся. Спасибо вам за звонок. И мы переходим к сельским территориям. Вот Юрий как раз из сельской территории. Костромская область – сердце наше.

— Игорь Борисович, вот что касается фермеров. Кстати, это единственная категория предпринимателей, которые показывают как раз рост поголовья коров. Это на самом деле так. Это более 4% по итогу 2017 года. И если мы смотрим в период продолжительностью 10 лет, то этот тренд абсолютно позитивен.

То есть это означает, что вот этот бизнес, пусть небольшой, пусть маленький фермы, пусть это начинается, я не знаю, с пяти коров, которые дополнительно к зерновому направлению, но коров содержать в фермерском хозяйстве эффективно. Ведь что показывает на самом деле поголовье? Показывает, что ты можешь себе позволить не резать скот, а можешь себе позволить его увеличить.

— Вы знаете, я вам открою один маленький секрет, тут уже некоторые из наших зрителей его знают. Я начал заниматься сыроварением. И когда я начал заниматься сыроварением, мой сосед по деревне, у которого четыре коровы, он говорит: «Если ты такими темпами будешь покупать у меня молоко, я заведу пятую корову».

— Вот.

— У нас звонок из Северной Осетии. Пожалуйста, мы вас слушаем, Олег.

Зритель: Здравствуйте.

— Здравствуйте. Олег, короткий вопрос, если можно.

Зритель: Разная арендная плата за землю – почему? У нас одни платят 350 рублей, а другие – 2 тысячи с чем-то, арендная плата за землю.

— Понятен вопрос, Ольга Владимировна?

— Понятен.

— Спасибо, Олег.

— Насколько я знаю, сейчас именно региональное законодательство регулирует вопрос, связанный со стоимостью аренды на земли сельхозназначения. И действительно, еще на этапе прошлого Съезда фермеров (это в прошлом феврале) многие регионы ставили эту проблему, в частности это была и Северная Осетия. Сейчас этот вопрос явно касается Белгорода, то есть там доходит стоимость аренды до 4 тысячи рублей за гектар. Это, конечно, очень дорого. То есть, если фермер имеет 100 гектар, он уже 400 тысяч должен за это отдать.

И кстати, Владимир Владимирович недавно заявлял и говорил о том, что стоимость арендной платы должна прежде всего опираться не на кадастровую стоимость, а на реальные доходы населения. Будем надеяться, что Правительство на федеральном уровне сможет внести определенные ограничения для тех же субъектов, то есть установить планку, выше которой стоимость арендной платы подниматься не может. Понятно, что для маленьких производителей это очень высокая планка.

А что касается вопроса еще из Костромской области. Конечно, нам нужно поддерживать не только те фермерские хозяйства, которые сегодня, может быть, устоялись, они уже крепкие. Ведь смотрите, если, например, мы берем зерно, то по итогу 2017 года рост – 17%. Если в целом по федерации – 11%, то у фермеров – 17%. То есть это в основном за счет крупных и серьезных производителей, которые уже используют технологии, у которых достаточно земли. А у нас же большая доля фермерских хозяйств – небольшие, которые не имеют хорошего технологического парка, оборудования. Многие из них действительно сводят концы с концами. И личные подворья сейчас не в очень хорошем состоянии.

И вы знаете, сегодня выигрывают те регионы, которые предполагают программу поддержки именно для подворий – так называемые программы, что ли, социального лифта. Когда у тебя есть три коровы, тебе дают деньги, чтобы ты был заинтересован, чтобы у тебя появилось пять, и помогают тебе. Если у тебя есть пять коров – значит, соответственно, прибавь еще три до восьми, и ты еще получишь финансирование. В Татарстане, в Башкирии, в Тюмени…

— Ольга Владимировна, ну, это все так, но у нас в сельскохозяйственную перепись 2016 года не вошли очень многие хозяйства. В частности, моя деревня, где я живу, там много личных подсобных хозяйств – достаточно много, чтобы люди могли спокойно торговать и молоком, и творогом, и сырами, и овощами, и соленьями, и моченьями. Но они не вошли в перепись, потому что они теперь, как я узнал, теперь вся эта деревня перешла в городской округ – теперь это Красногорский городской округ. А раз он городской, из переписи он изъят. Если в прошлую перепись 2010 года из нас душу вытряхивали за каждый куст смородины, то сейчас вообще никто не пришел. Очень многие сейчас в связи с укрупнением в перепись не попали вообще. Но это же продовольствие, которое производится. Это не продовольствие – два яблочка, а это тонны и десятки тонн продукции! Вот в чем история.

— И следующий мой вопрос к вам такой: а кого сейчас мы можем считать фермером? Вот есть ли какая-то градация – фермер ты или ты уже агроолигарх, или ты уже латифундист? Есть же фермеры у нас с 10 гектарами, есть с 1 гектаром, а есть с сотнями тысяч гектар. Каким образом эта градация происходит?

— Ну, смотрите. На самом деле градация эта сейчас условная и не совсем связана с объемами производства, как, например, в Америке или в Европе. На самом деле фермерское хозяйство – по закону это либо индивидуальный предприниматель, либо юридическое лицо, которые оформлены определенным образом, определенным образом отчитываются в статистику, производят товарную продукцию. При этом размер земельного участка у них может быть, как вы сказали, 10 гектаров, а может быть 100 гектаров, может быть тысяча гектаров, а в отдельных случаях (в Алтайском крае) это может быть больше 10 тысяч, при этом он может быть оформлен как КФХ, юридическое лицо. Ну, многие из них переходят на организационно-правовую форму ООО, но тем не менее сегодня…

— А некоторые переходят на организационно-правовую форму ЛПХ.

— Ну, есть и такие случаи, есть такие случаи.

— Тоже интересный вопрос.

— Кстати, Всероссийская перепись показала, что у нас 1% ЛПХ (а это где-то более 150 хозяйств) имеют земли более 20 гектар. То есть для личного подсобного хозяйства это все-таки уже земельный участок фермерский, скажем так, пусть маленького фермера, но фермера.

— Я к этому и веду вопрос. Это по вашему мнению, это все так считают. А в документе это где-нибудь указано, сколько может быть в ЛПХ, а сколько может быть у фермера, а сколько – это уже, извините, крупное хозяйство?

— Ну, личное подсобное хозяйство, по идее, по закону, может иметь до двух с половиной гектаров. Там определенное количество (по-моему, до полутора) – это согласно федеральному закону, и еще какую-то часть (до гектара или до полутора гектар) может дать регион.

— То есть такая градация есть? А у фермеров?

— По личному подсобному хозяйству он просто не получит больше земли, если он получает. А если фермер, например, закончил свою деятельность и закрыл хозяйство как юрлицо, то практически земля же у него осталась, а он индивидуальным предпринимателем не является – он стал личным подворьем, по сути. И многие сейчас, чтобы уйти от административных проблем, сдачи отчетов, налогов, они это делают. Но это вынужденная политика, потому что просто очень тяжело, тяжело соблюдать все эти проверки. А потом, должны быть какие-то преференции. Хорошо, ты сдаешь отчетность, платишь налоги, а к тебе приходят проверяющие инстанции с всякими штрафами…

— А есть преференции, если ты отчитываешься? Или это головная боль?

— Смотрите. Наверное, сегодня это больше головная боль. Преференции для кого? Кто получает гранты. Это же важно.

— Головная боль. А гранты… Вот мы сегодня говорили с одним фермером. Он сказал, что получить грант, в общем-то, не сложно, а удержать его сложно, поскольку столько проверок приходит, что от него проще отказаться.

У нас звонок из Алтайского края. Александр, здравствуйте. У вас вопрос?

Зритель: Здравствуйте. В прошлом году был большой урожай зерновых…

— Да, это мы знаем. Если можно, чуть короче.

Зритель: Вот у нас стоит элеватор, он полностью загружен зерном еще с 2013 года. Есть зерно, которое госзаказ. В прошлом году фермерам некуда было сдавать зерно на сушку, переработку и на очистку.

— Понятно, понятно.

Зритель: Вот в чем проблема.

— Понятно, понятно. Вопрос инфраструктурный. Спасибо, Александр, мы поняли. Инфраструктура есть у фермеров?

— Ну, смотрите. С инфраструктурой сложно. Например, мы сейчас столкнулись с перепроизводством зерна, а хранилищ нет. То есть фермер мог бы подождать и зерно похранить до того момента, когда рынок освободился бы, да?

— Конечно, конечно.

— Когда были бы железнодорожные вагоны, когда был бы открыт путь для экспорта…

— Кто в данном случае виноват – Минсельхоз, Правительство или сам фермер, который не построил себе хранилище?

— Вы знаете, ответственность, наверное, общая, потому что программа по строительству хранилищ… В общем-то, если вы планируете увеличение производства зерна, а тем более на экспорт, то нужно думать не только, наверное, о перевалочных пунктах и терминалах, которые позволяют зерно продать за рубеж, а нужно думать о том, что, если зерна будет много, его нужно где-то хранить. Для этого важно выстраивать кооперативную систему.

— А кто же знал? Минсельхоз весь год говорил, что зерна будет мало, меньше, чем в прошлом году. Минсельхоз говорил! Ну, Минсельхозу же надо верить, правда? А с какой целью он это говорил?

— Вы знаете, я сейчас, наверное, не отвечу, с какой целью говорил Минсельхоз, а отвечу на вопрос: какие еще решения можно принять для того, чтобы избыток зерна не был для страны проблемой, помимо строительства хранилищ? А сегодня можно было бы принять специальную программу для субсидирования кооперативных хранилищ. Ведь у нас есть программа по развитию кооперации сельскохозяйственной и потребительской, и этому уделяется большое значение в регионах. Она тяжело идет, потому что люди не привыкли друг другу доверять. Там два человека не могут договориться, а тут – десять. Это достаточно сложно. И тем не менее, сегодня зернохранилище по этой программе нельзя поставить, потому что в перечень направлений, которые может позволить себе кооператив, чтобы получить грант, зернохранилища не входят. А это естественное решение, и сегодня его обязательно нужно принять. Но ведь не только хранение. Нужно серьезно заниматься животноводством, с другой стороны, чтобы это зерно могло стать кормом для животных – для свиноводства, для крупного рогатого скота.

— Правильно. Во времена Советского Союза мы к тому, что мы сейчас произвели, закупали еще 26 миллионов тонн зерна в Канаде, в Аргентине и в США.

— Конечно.

— У меня вопрос по предстоящему марту. У нас в марте выборы президента. У нас от аграрников идут два человека – Агурбаш и Грудинин, я вам напомню. Кто-то хуже, кто-то лучше. Кто-то будет зарегистрирован, кто-то уже зарегистрирован. Вы представляете Аграрную партию…

— Да.

— Вы председатель Аграрной партии. Почему вы никого не выдвинули от Аграрной партии? И кого вы поддерживаете из аграрников? Как вы считаете? Вот вам два вопроса в одном.

— Я вас услышала, да, Игорь Борисович. Смотрите, у нас было заседание правления, заседание совета. Мы, в общем, достаточно долго и жарко дискутировали по этому поводу и пришли к выводу о том, что мы все-таки поддержим Владимира Владимировича на этих предстоящих выборах. И вы знаете, у нас так сложилось это заседание, что высказался каждый. И каждый говорил о плюсах и о минусах этого решения, и тем не менее ставку все-таки сделали на действующую власть. Я объясню – почему.

Чтобы удержать Россию как суверенное мощное государство, очень важно выстраивать внешнюю политику в ситуации глобализации этой политики, когда, в общем-то, все сходится к тому, что одна страна имеет важнейшую роль и управляет всеми другими. Ведь по сути Владимир Владимирович выступил против этой глобализации, да? Ведь у нас теперь не только Соединенные Штаты Америки определяют, скажем так, мировую политику, да? У нас страны имеют право на самоопределение. Соответственно, и Россия тоже.

Мы смогли добиться того, что у нас увеличился экспорт продукции. Мы смогли добиться того, у нас не только закупают военную технику и оборудование, а у нас закупают станки, у нас закупают зерноуборочные комбайны, трактора. То есть пошел процесс производства. И главное – стране доверяют, потому что он все-таки гарант стабильности. Другое дело…

— Это так, это так. Но почему аграрники пошли во власть, если у нас все хорошо, как вы говорите?

— А я не сказала, что все хорошо. Я сказала, что у нас выстроена внешняя политика, которая нам позволяет держать Россию как суверенное государство.

— Да.

— Другая задача – выстраивать экономику внутри страны и сделать эту экономику работающей для людей. Ведь даже на Давосском форуме сегодня было принято решение о том, что мало показать, что в стране высокий ВВП или ВВП на душу населения; нужно, чтобы страна имела высокий уровень жизни граждан, высокий уровень жизни городского и сельского населения. И кстати, там…

— Так почему аграрники пошли во власть?

— Ну, потому что в сельском хозяйстве не все так хорошо. Потому что высокие тарифы. Потому что уровень себестоимости сейчас настолько высок, что выручка, которую вы получаете, не всегда покрывает эти затраты. Потому что львиная доля господдержки идет все-таки на крупные предприятия, и это какой-то выборочный круг. То есть у нас нет экономики, направленной на развитие элементов всей структуры аграрного рынка и аграрного производства. И это на самом деле очень важно. Я думаю, что у Владимира Владимировича есть шанс этим серьезно заняться.

— С кем? С какими людьми?

— Трудно ответить на этот вопрос.

— Вопрос подвешен.

— Да, подвешен.

— Давайте мы подвесим этот вопрос. Спасибо вам большое, Ольга Владимировна. У нас в гостях была Ольга Владимировна Башмачникова, вице-президент Ассоциации фермеров России. Я очень рад, что в вашем лице появляется, я бы сказал, светило аграрной политики. Спасибо, спасибо вам большое.

— Ох уж, Игорь Борисович! Спасибо.

— Программу вел Игорь Абакумов. Увидимся в следующий понедельник в любую погоду.

Читайте прогноз ценовых колебаний с 29 января по 2 февраля 2018.

Источник: otr-online.ru