Генеральный директор Института конъюнктуры аграрного рынка Дмитрий Рылько в интервью РБК-Юг о том, чем навредила аграриям экспортная пошлина на зерно и скептически относится к разговорам об увеличении переработки зерна.

По данным Минсельхоза РФ, введение заградительных пошлин на зерно привело к сокращению на треть объемов российского зернового экспорта. По вашим оценкам, привело ли это к улучшению ситуации на внутреннем рынке: стало ли в России больше глубокой переработки зерна?

Не знаю, откуда вы взяли эти цифры. Возможно они выдернуты из какого-то контекста и относятся к очень короткому периоду. Минсельхоз в последние месяцы дает вполне адекватные оценки. По большому счету, сокращения общих объемов экспорта почти не произошло. Введение «плавающей» пошлины обусловило несколько явлений. Первое — временно сбилась оценка нашего экспорта пшеницы, таможня перестала точно и правильно оценивать реальные объемы вывезенной пшеницы. В конечном итоге цифра экспорта сойдется реальностью по итогам года, но сейчас она фиксируется с определенным опозданием. То есть та пшеница, которая была реально экспортирована в июле и которую раньше мы видели уже в августе в официальных данных, теперь может появиться в таможенных данных только в сентябре-октябре. А та пшеница, которая была экспортирована в августе, может появиться в ноябре-декабре. Поэтому некоторая часть российского экспорта, особенно за июль и за август, оказалась недооцененной.

То есть отсюда и произошли эти данные о сокращении объема?

Согласно официальным данным таможни — на сегодня сокращение экспорта пшеницы — на 17%, согласно более адекватным подсчетам отраслевиков — на 8%.

Второе — введение пошлины совпало или, лучше сказать, сопровождалось другими крупными неприятностями: введением жесткого весового контроля на дорогах, повышением ж-д тарифов, и ужесточением фитосанитарного контроля движения зерна.

В результате аграрники действительно недополучили серьезную сумму денег, поскольку все возникшие сложности и проблемы были транслированы на уровень хозяйств. То есть страдают не только и не столько экспортеры, сколько сами производители.

В общем-то мы считаем, что эта пошлина — мера неправильная и вредная для российского сельского хозяйства. Хотя, справедливости ради, она неким образом сдерживает рост цен на внутреннем рынке. И собственно именно такую задачу ставило правительство, когда вводило пошлину — сдерживать инфляцию на рынке зерновых.

Вредная она с точки зрения того, что производители недополучили определенный объем прибыли или есть еще какие-то более глубокие последствия?

Представьте, что есть некая страна, которая говорит производителям: вы стали в рублях больше получать и поэтому мы вам ограничим вашу доходность. Получается ситуация, где с одной стороны доходность ограничивается, а расходы растут. Просто потому, что цены по всему миру растут в независимости от наших «хотелок». Производители удобрений ориентированы на мировой рынок и смотрят они ценники в долларах, то же с производителями действующих веществ пестицидов, которые вообще в России не производятся, производителями запчастей, и т. д. Ограничением цен ограничивается доходность зернового сектора нашей страны, который ставится в неравные условия с конкурентами по всему миру. Вместо того, чтобы заработать и сделать некий инвестиционный рывок вперед, наши зерновики не могут толком компенсировать свои затраты. Да что там заработать — в условиях падения мировых цен в долларах и падения рубля, речь идет хотя бы о простом сбережении доходности.

Если продолжить тему экспорта. Мы отправляем на экспорт в основном пшеницу. Но ведь есть и другие культуры, которые востребованы на мировом рынке. Например, рапс. Он используется для создания биотоплива и отлично продается в Европу и Турцию. Насколько рапс любят аграрии и есть ли перспективы увеличения объема производства?

Не так все просто. Во-первых, озимый рапс очень подвержен заморозкам и вымерзанию, рисковая культура. Во-вторых, по Краснодарскому краю его почти не выращивают, потому что рапс это антипод сахарной свеклы. Либо рапс, либо свекла. А край уставлен сахарными заводами и сахарная свекла в последние годы дает очень хорошие результаты по рентабельности. Рапс довольно активно выращивают в соседнем Ставропольском крае, но со сбоями — в этом году, например, недосев из-за засухи.

Государство сформировало задачу по увеличению собственной переработки зерна. По факту удалось увеличить объемы переработки внутри страны или нет?

Все очень конкретно. Возьмем ключевые отрасли переработки зерна. Например, есть производство муки. Ее производят достаточно для внутреннего потребления, больше стране и не надо, у нас производство муки последние годы потихонечку снижалось. Касательно экспорта, мы можем его наладить, но нужно понимать, что ни в одной стране мира экспорт муки не сопоставим с экспортом зерна, а в целом по миру весь экспорт муки составляет максимум 10% от экспорта зерна. Почему? Потому что все страны импортеры стремятся импортировать зерно, а не муку, так устроен мировой рынок. Это несопоставимые объемы.

Вторая отрасль переработки зерна — комбикорма. В последние десять лет в стране наблюдается бурный рост потребления комбикормов, но сейчас мы подходим вплотную к ситуации, когда внутренний рынок мяса насыщен, даже цены на мясо на внутреннем рынке начинают падать по этой причине. Тогда нужно мясо вывозить за пределы страны, но вы попробуйте это сделать. Теоретически, можем, наверное, говорить о том, что лет через 10 мы научимся вывозить 1 млн тонн и попадем, кстати, в десятку крупнейших экспортеров мира. Но 1 млн тонн мяса в переводе на зерно — это всего-то около 3-х млн. Это мало. И то, это возможно через много лет… И с субсидиями животноводам…

Далее — так называемая глубокая переработка. Это крахмальная группа или биоэтанол, с большим количеством ко-продуктов. Ничего другого еще не придумано. Крахмально-сиропные рынки выглядят весьма насыщенными. Наверное, можно еще 0,5-1 млн тонн зерна переработать на подобные цели. По биоэтанолу — по решению правительства биоэтанол не включен в список отраслей, возобновляемой энергии, которые нужно поддерживать, а производство и потребление биоэтанола во всем мире, за исключением, пожалуй одной уникальной Бразилии, стимулируется и поддерживается государством.

Разумеется, я не хочу сказать, что переработка — это безнадежная тема. У нашей страны есть резервы в экспорте муки, есть резервы в экспорте мяса. Но надо соизмерять масштабы. Страна могла бы прибыльно производить дополнительно 25-30 млн. тонн зерна. Даже если пофантазируем и будем вывозить 1 млн тонн мяса, даже если еще на 500 тыс. тонн муки больше будем экспортировать, макаронных изделий и т. д., все равно еще останется огромный недоиспользованный потенциал.

Несмотря на то, что пошлины ограничили прибыль, производители все равно стали больше зарабатывать в рублях из-за курсовой разницы. Есть ощущение, что эти деньги реально направлены в отрасль, что эти деньги подпитывали сельское хозяйство?

Повторюсь, сверхдохода не получилось. Да, в рублях Юг России, в целом, получает рекордную маржу по зерну. Но если сопоставить эти прибыли в рублях с долларовыми ценами на основные средства производства, технику, то мы увидим, что покупательная способность производителей снизилась. В таких случаях я шучу, что наши фермеры стали богатые в наличности и бедные по инвестициям. Да, денег в рублях очень очень много, а на новый комбайн все равно не хватает. Поэтому говорить о сверхприбыли странно.

Если все равно не хватает на условный комбайн, то как этими прибылями воспользовались производители?

Мы видим, что наши аграрии стараются либо вообще не обращаться, либо сократить обращение в банки, потому что считают, что туда обращаться не выгодно как с точки зрения затрат времени, так и с учетом процентов, которые предлагаются. Поэтому наши аграрии на Юге сделали совершенно правильные выводы и предпочитают финансироваться за счет собственных средств.

Насколько сильно российский зерновой рынок зависим от госсубсидий сегодня?

Погектарные субсидии доступнее, субсидии процентных ставок доступны далеко не всем. Многие даже не пытаются их получать. Они понимают, что в конечном счете ничего не добьются. Поэтому стараются пользоваться своими средствами или средствами инвесторов. Это кстати достаточно широкая тема. Есть инвесторы, которые готовы финансировать, допустим, посевную.

Эта ситуация одинакова по всей стране или же есть регионы, где бизнес более «самостоятелен»?

Это зависит от региона. На Юге России, видим, большой потребности в заемных ресурсах по финансированию оборотного капитала нет. Есть примеры компаний и фермеров, которые справляются своими силами и собственным оборотным капиталом. Если не говорить о технике конечно. А вот в Поволжье без заемных средств не обойдешься. В Центре также высокая зависимость от банковского финансирования.

И они получают кредиты?

Крупные животноводческие холдинги банки кредитуют с большой любовью, потому что это довольно благодарная публика. Неинтегрированные, средние и малые хозяйства не получают полного финансирования.

Источник: kuban.rbc.ru