Российский рынок
|
https://exp.idk.ru/news/russia/v-moskve-stala-gnit-voda-dokhnet-ryba-i-dazhe-tarakany/396527/
|
Экологическая ситуация в Москве ухудшается настолько резко, что в столице и ее окрестностях вымирают не только десятки видов животных, но даже тараканы. Население стало больше болеть, онкология превращается в настоящее бедствие. Движемся ли мы к настоящей экологической катастрофе или разрушение московской природы еще можно остановить?
Основные экологические проблемы города — качество воздуха и воды, свалки отходов, радиация и отсутствие экологического сознания у чиновников. Отсюда — рекордные показатели по заболеваемости раком.
Зеленых насаждений в Москве осталось очень мало. С одной стороны, жилищным конторам выделяются бюджетные деньги на создание газонов во дворах, так что им даже выгодно, чтобы зелени в районе было больше. Но фотографии из космоса, объясняют экологи, вовсе не дают реальной картины: то, что сверху кажется зеленым, на поверхности города может быть очередным лысым пустырем под деревьями.
«В начале 90-х годов на одного москвича приходилось около 22 кв. метров природных территорий, в 2010-м — около 16 кв. метров. По спутниковым снимкам, с учетом придомовых насаждений, половина территории города покрыта зеленью. С помощью детальных карт, которые может посмотреть каждый в Интернете, я проанализировал, что произошло в моем микрорайоне на Юго-Западе Москвы. При Лужкове точечное строительство «съело» около 10 % зелени, за три года при Собянине под асфальт ушло еще около 1,5 % незапечатанных территорий. В 1990-2015 годах общая площадь зелени сократилась на 8 %, а число проживающих увеличилось почти вдвое. Подобное происходит по всему городу», — приводит пример эколог Алексей Яблоков — член-корреспондент РАН, доктор биологических наук, профессор, автор более 450 научных работ в области популяционной биологии, экологии, радиобиологии, и охраны природы.
Да, в Москве есть природоохранные территории, занимающие около 16 процентов площади города. Это национальный парк федерального значения Лосиный Остров, природно-исторические парки, например, Измайлово, заказник Воробьевы горы, долина реки Сетунь. «Это очень высокий показатель для городов, в других мегаполисах таких особо охраняемых природных территорий вообще нет. И это заслуга прежнего руководства Москвы», — заявил председатель Экспертного Совета МГО защиты природы и ответственный редактор Красной книги Москвы Борис Самойлов газете ВЗГЛЯД. Но и это не спасает ситуацию. Эксперт объясняет, что когда-то территория, занимаемая Москвой, была полностью в лесах. Но постепенно под натиском цивилизации климат в московской зоне стал меняться: теперь это уже не лес, а лесостепь. В итоге, к примеру, ель, которая не может жить в таком климате, начинает умирать. «В нашем регионе стало теплее, чем даже за Окой, в Тульской области. Деревья теряют иммунитет, болеют, не могут сопротивляться болезням и вредным насекомым, поэтому мы видим в лесах так много сухих мертвых деревьев», — поясняет Самойлов.
Ну а то, что Москва стала больше за счет присоединенных территорий, Борис Самойлов и вовсе считает «чудовищным экологическим преступлением». «Ради прибыли отдано под застройку лесные и аграрные ландшафты Подмосковья вплоть до Калужской области. А ведь именно оттуда к нам идет свежий воздух — такова роза ветров, юго-западные ветра у нас преобладают. И всегда, в старые времена, многие десятилетия назад была задача сохранить вокруг Москвы лесопарковый пояс, а на юго-западном направлении вообще ничего не строить. Сейчас — наоборот, там идет активная вырубка лесов. Это уже стихийное бедствие, а не градостроительство. Мы в итоге получаем мегаполис, в котором с каждым годом становится все опаснее жить», — возмущен эколог.
Беда еще и в том, замечает Самойлов, что даже в городе периодически появляются случаи, когда недобросовестные застройщики жертвуют зелеными «легкими». А наказание за незаконные застройки и за причиняемый вред природе — мизерное.
«Сейчас в Битцевском лесу в глубине массива какая-то фирма без всяких документов и разрешений начала стройку. Начали рыть фундаменты под многоэтажные жилые дома. Жители, депутаты возмутились, обратились в прокуратуру, удалось остановить строительство, — рассказывает он. — Эту территорию восстановят, но беда в том, что за такие нарушения у нас не только никого не сажают, но даже с работы не снимают. Если человек причинит вред, совершит преступление в отношении физического или юридического лица, его посадят, может, и на приличный срок. А если вы в речку спустили гадость и отравили всю рыбу, или в лесу построили незаконно себе коттедж, то если у вас есть деньги, вы дадите взятку и откупитесь. Да и сами штрафы в качестве наказания, скорее, поощрительные».
#{interviewsociety}Москва-река давно нуждается в очищении и восстановлении. Власти решили благоустроить водные площади города: очистить реку от вредных примесей и обустроить набережные, превратив их в единую социокультурную зону. Замысел хороший. Но экологи снова обеспокоены. Дело в том, что аналогичный проект с малыми реками Москвы завершился неудачно. Из бюджета были выделены немалые средства на реабилитацию Сетуни и Яузы. Но после реализации этой программы состояние всех рек резко ухудшилось. «Вместо того чтобы решить вопрос со сбросами и стоками, там уничтожили всю околоводную растительность, заменив ее каменными берегами — битым гранитом с сеткой или частоколом. Раньше по берегам росли ивы, рогоз, тростник, вода очищалась. Любая река обладает способностью к самоочищению, но только при наличии прибрежной растительности, потому что это самый эффективный природный биофильтр», — поясняет Борис Самойлов.
В итоге вода стала еще грязнее и перегревается в жару, ведь каменные берега выполняют функцию «русской печки» — отдают воде тепло. «Вода стала гнить, в реках сдохла вся рыба. И я очень опасаюсь, как бы новую программу с Москвой-рекой не сделали по подобию программы по малым рекам. Это совсем ее убьет», — переживает эксперт.
Положительный зарубежный опыт есть: был реанимирован Рейн, восстановлена Темза, там сейчас даже водится лосось. Но, объясняет Самойлов, наши специалисты не хотят этому учиться, а экологов не подключают к реализации подобных программ — боятся. Дело в том, что экологически ориентированный проект — недорогой. Не нужно класть гектарами плитку, заливать дорогой бетон. А значит, не получится добиться выделения больших денег из бюджета. «Отдельные тактические победы — как с Битцевским лесом — бывают, но стратегия хромает. Пока мы не поменяем стратегию, рассчитывать нам не на что», — считает он.
Еще один бич столицы — мусорные свалки. В отличие от Западной Европы, вопрос переработки отходов у нас до сих пор не решен. «Недавно мы запустили проект, в рамках которого призываем мэра Москвы Сергея Собянина организовать раздельный сбор мусора в Москве, решив тем самым проблему свалок и опасных мусоросжигательных заводов», — сообщила руководитель проектов Токсической программы Гринпис Нина Лесихина корреспонденту газеты ВЗГЛЯД. Но пока это предложение не принято.
Зато рядом с Москвой продолжает расти колоссальная свалка отходов — гора видна сразу за МКАД. «Туда свозятся все отходы без сортировки, в том числе ртутные градусники, лампы, просроченные лекарства, пластик и так далее. Все это под воздействием осадков попадает в воздух, почву и отравляет территорию не только под свалкой, но и вокруг», — отмечает Лесихина. Кроме того, такое использование ресурсов просто иррационально. Существует концепция «ноль отходов» — безотходное производство. Европейские специалисты уже подсчитали, что 80% отходов городов могут быть переработаны с извлечением из них вторичных полезных ресурсов. Из макулатуры можно делать новую бумагу, из пластика — новые пластиковые бутылки, и так далее. Почему же у нас она не применяется?
«Утилизация твердых бытовых отходов — выгодный бизнес, в московском мусорном бизнесе крутятся миллиарды рублей, — объясняет ситуацию Яблоков. — Объемы твердых бытовых отходов растут. Традиционно они уходили на полигоны, но эти полигоны уже не справляются». «Скажем, 70 процентов алюминиевых банок из под пива в США — это алюминий из старых пивных банок. Какую-то часть мусора после сортировки можно сжигать — и получать тепло и электричество, — но это касается лишь небольшой части. Сжигать весь или большую часть мусора, как иногда предлагается, — опасно», — сказал Яблоков в интервью газете ВЗГЛЯД. Важный момент: во всем мире эту проблему решает малый и средний бизнес, но у нас его не пропускают в эту сферу.
Ухудшение экологической обстановки в городе сказывается не только на людях, но и на животных. «А в других городах Европы можно наблюдать обратную ситуацию, там в черте города можно наблюдать даже диких животных, — замечает Нина Лесихина. — У нас на государственном уровне экологический мониторинг не работает, а бизнес не хочет внедрять «зеленые» технологии». В Международный центр биологического разнообразия в городах, который на государственном уровне занимается вопросами сохранения флоры и фауны в цивилизации, входит более 600 городов, но ни одного российского среди ни нет. Между тем, разнообразие видов — один из важных показателей экологического благополучия города и качество жизни людей. «Красная Книга Москвы говорит о том, что 50 процентов видов животных и растений в Москве и Подмосковья находятся на грани вымирания», — сетует Самойлов.
Из города уже исчезли многие птицы, например, ласточки, которые кормятся насекомыми в воздухе. Стрижам отсутствие насекомых в черте города не так страшно: это быстрые птицы, которые могут находить себе пищу за десятки километров от столицы. Пропали летучие мыши. Уходит и много видов насекомых, опыляющих растения: в черте города почти не видно шмелей, стало мало пчел.
Впрочем, есть и плюсы: пропали тараканы. «Я специально интересовался, но так и не нашел убедительных объяснений, почему тараканов стало много меньше в Москве за последние 20 лет. Кто-то связывает это с тем, что город насыщается микроволновой радиацией, — размышляет Яблоков. — Действительно, в Москве больше 6,5 тыс. базовых станций сотовой связи, у некоторых даже по официальным данным, уровень излучения выше допустимого. Возможно, тараканы оказались более чувствительны к этим излучениям, чем человек».
Кстати, о радиации. Москва — единственная столица в мире, на территории которой есть ядерные реакторы. В Москве и в ближайшем Подмосковье находятся 11 исследовательских атомных реакторов, 20 крупных радиационно-опасных производств. «Принятое в начале 90-х годов решение о выводе из города атомных реакторов не выполнено, — рассказывает Яблоков. — А в этом году случился скандал, когда тендер на радиационный мониторинг города выиграл не опытный «Радон», а какая-то только что созданная неизвестная структура, пообещавшая, что сделает этот мониторинг на несколько миллионов рублей дешевле, чем «Радон». Теперь в Москве качественного радиационного мониторинга нет».
Складывающаяся ситуация, естественно, влияет на здоровье москвичей и, возможно, порождает все более явные проявления онкологии. В Москве растет заболеваемость детей и подростков (в том числе, по врожденным порокам развития). Каждая девятая регистрируемая беременность заканчивается выкидышем, приводит данные Яблоков. «Детская заболеваемость по 29 болезням в Москве в 2012 году была выше среднероссийской (в том числе, по сахарному диабету — на 33 %, по онкозаболеваниям — на 20 %, по врожденным аномалиям, по психозам). Заболеваемость взрослых в 2012 году была выше в Москве, чем в среднем по России, по 35 показателям. Заболеваемость населения Москвы раком уже в 2012 году была выше среднероссийской по 14 пунктам (первое место в России по раку простаты)».
Экологическое благополучие московских округов тоже разнится. Скажем, по выбросам и загрязнению атмосферы самая плохая ситуация в ЮВАО, а самая лучшая в Зеленограде. По качеству питьевой воды ниже прочих СВАО, выше — ЗАО и СЗАО. По содержанию в питьевой воде веществ, вызывающих рак, — самый плохой СВАО, самый хороший ЮАО. По загрязнению почв тяжелыми металлами — худший ВАО, лучший — ЮЗАО. По суммарному загрязнению почв самая плохая ситуация в ЦАО, самый лучшая — в Зеленограде. По удельной площади экологически благополучных территорий — плохо в ЦАО и хорошо в ВАО. По вибрации и электромагнитному излучению — хуже всего жителям ЮАО, самый благополучный в этом вопросе округ — СЗАО. По удельной площади земельных насаждений в жилой зоне хуже всего ситуация в ЦАО, лучше всего в Зеленограде. «В целом, если обобщить статистику, самый плохой округ с точки зрения экологической ситуации в столице — ЦАО, а самый хороший — СЗАО», — резюмирует Яблоков.
Статистика могла бы быть более точной, если бы информация была доступнее. «У меня ощущение такое, даже знание, что детальная онкологическая статистика по московским административным районам внутри округов скрывается, — считает Яблоков. — Округа резко отличаются по некоторым заболеваниям, в том числе по онкологии. И можно было бы по показателям здоровья определять качество окружающей среды, где лучше жить с точки зрения экологии. Но получить такие данные не получается».
Вернуть столицу к нормальному зеленому состоянию, считают экологи, уже вряд ли удастся. «В Центральном округе мы никогда не вернемся к этим нормам — он уже застроен. В некоторых других округах вернуться можно: 15 процентов территории города — это промышленные пустоши, их можно было бы озеленить, — подчеркивает эколог. — Но, они, к сожалению, не превращаются в парки и скверы. Да и от существующих парков отщипываются куски — то церковь нужно построить, то ресторан, то стадион».
Казалось бы, экологическое мышление сегодня в тренде. Московская молодежь ходит пешком, ездит на роликах и велосипедах, гуляет в облагороженных парках, есть течения экологического образа жизни, когда в доме отказываются от использования шампуня. Но Яблоков считает, что это фикция: ведутся колоссальные застройки зеленых массивов вокруг Москвы, город пожирает область, и в массе нельзя сказать, что общество повернулось к экологическому мышлению.
«Это не экологическое мышление, а закамуфлированное экологически звучными словами близоруко-потребительское отношение к природе. За это время все без исключения законы в области природоохраны и природопользования были изменены в худшую сторону. Наглядный пример — перелицовка Водного и Лесного кодекса. Идеология этих изменений была такая: максимально быстрое получение как можно больших денег за лес. С петровских времени «государев человек» — лесник — следил за лесом, охранял его от пожаров и порубок. В 2007-2008 годах было уволено 90 тысяч лесников, была ликвидирована государственная авиалесоохрана», — возмущен Яблоков. По новому Лесному кодексу, частные арендаторы должны заниматься охраной и восстановлением лесов. До 2007 года лесник могли составлять протоколы об административных правонарушениях, и суд их принимал, но теперь такие протоколы могут составлять только лесные чиновники высокого ранга. «Во время «пожарного лета» 2010 года на картах с пожарами была удивительная картина — все крупные пожары в европейской части были только до границы с Белоруссией. Почему? Потому что там до сих пор остались лесники, которые тушат первичные возгорания», — объясняет эксперт.
«Нужно понимать, что есть тенденция к ответственному отношению к окружающей среде. Это существует среди определенных слоев населения, и чаще это молодежь. Часто это люди, которые социально активны, много путешествуют, видят, как это работает за рубежом, и хотят организовать то же самое у себя в стране, — поясняет Нина Лесихина. — Но у лиц, принимающих решения у нас в стране на уровне принятия законов, экологического мышления не наблюдается».
Отсюда, считают в Гринпис, уплотнительная застройка и вырубка лесов вместо того, чтобы развивать возобновляемую энергетику, строительство мусоросжигающих заводов в области вместо организации раздельного сбора мусора. Так что экологическое мышление модно, скорее, среди обычных людей, но не среди лиц, принимающих решения — чиновников и законодателей.
Источник: vz.ru