На вопрос, можно ли назвать его хозяйство самым богатым в области, он, не таясь, отвечает: если и есть богаче, я не знаю.

Свой парк сельскохозяйственной техники уверенно называет лучшим в регионе. При этом, посмеиваясь, говорит, что «шагаем мы хорошо, не порвать бы штанишек…» О проблемах и перспективах агропрома мы разговариваем сегодня с депутатом Законодательного собрания Ульяновской области, главой КФХ «Возрождение» Вадимом Мартыновым.

— Вадим Станиславович, начать, наверное, стоит с вопроса об уборочной…

— А что в ней такого? Возможно, у кого-то, да, все бросили и все — на уборку урожая. У нас же все идет планово — и зимой, и летом, и осенью, так что никакого ажиотажа и близко нет. Всегда, кроме уборки, есть масса интересных вещей.

— И все-таки…

— Как положено, по плану. Озимые — на уровне прошлого года, яровые — чуть лучше. Пшеница 25 ц/га, рожь — 22, про ячмень пока рано говорить, но сегодня около 40 идет. В прошлом году был неплохой урожай, но из-за погоды просто не смогли хорошо убрать, в поле ничего не оставили, но потери в процессе уборки были большие. Благо техника у нас сильная, лучшая в области, позволяет убирать в любых погодных условиях. На земле надо быстро сеять и быстро убирать, это добавляет 30 процентов к урожаю — без лучшей техники этого не сделать.

— Насчет интересных вещей…

— Третий год мы ведем реконструкцию животноводческого комплекса. Каждый год сдаем новые помещения, в начале июня завезли 360 племенных чистокровных голштинцев — 130 коров и 230 нетелей. Животноводство, 9500 гектаров пахотных земель, 100 сотрудников — нам хватает… Зарплата? Зарплата достойная, поверьте. Переработка? Нет, своей нет. Считаю, каждый должен заниматься своим делом.

— Слушая вас, думаешь, что сельским хозяйством в области заниматься можно…

— Не можно, а нужно! Рентабельность — сто процентов, на каждый вложенный рубль можно получить рубль «сверху». Если грамотно вести хозяйство. Если же делать, как многие, рассчитывая только на получение субсидий, успеха, конечно, не видать. Есть технологии, есть правила, которым мы и следуем. Положена, к примеру, обработка гербицидами, мы все поля обработаем, без выборочности с целью экономии. И делаем это за лето два-три раза, хотя в Европе доходит до восьми обработок посевов. Мы просто не успеваем обрабатывать чаще свои площади…

— Опять же, вас послушаешь — все легко и просто…

— Нет, не легко! Но — просто (смеется). Если не выводить всю прибыль, не тратить ее на что-то другое, а вкладывать ежегодно опять в сельское хозяйство, в оборот, вкладывать по 95 процентов прибыли в год, все получится. Мы зарабатываем до 200 миллионов в год и 190 возвращаем в животноводство и растениеводство, которые у нас неразрывно связаны. Тот же навоз мы не продаем, а вносим его в поля. Результат налицо — обработанное навозом поле может дать и 50 центнеров с га, необработанное — не больше 30. Вон кукуруза у нас уже выше двух метров, и на каждом стебле два початка. И, кстати, убирать мы ее будем специальной насадкой, которая сразу измельчает зерно, после чего оно лучше усваивается скотом. Да, эта насадка стоит денег, но отбив-то отличный!

— Так каков ваш рецепт успешного развития — соблюдение технологий и дальнейшее вкладывание прибыли?

— Добавьте сюда грамотную работу с кредитами. Без них все-таки никуда. Тем более если только начинаешь, как мы три года назад, необходимо что-то, от чего оттолкнуться, и что-то, на что опереться. Кредит и залоговая база. Когда я пришел сюда, на хозяйстве висел долг в 270 миллионов рублей. Сегодня кредитная нагрузка около 200 миллионов, полностью закрыты долги по лизингу, а после нового года останется не более 100 миллионов. Но за это время предприятие в корне изменилось — полностью закупило новейшую технику, поголовье выросло с 600 голов до 2600. Только в технику вложено порядка 200 миллионов и около 100 — в животноводство. И все эти деньги заработаны на этой земле, а не свалились откуда-то с неба. Урожайность растет, а ведь обработанной земли мне досталось не более двух-трех тысяч га, остальная — заброшенная. Но мы ее восстановили, и каждый год вносим все больше и больше удобрений.

— Как получилось, что вы возглавили «Возрождение»?

— А я не возглавлял, я, можно сказать, купил. Мы с двумя напарниками семь лет вели соседнее хозяйство, но мне стало с ними скучно. Они не хотят развиваться и возвращают в землю всего пять процентов прибыли. Оно, конечно, неплохо, на жизнь хватает, но я так не хочу…

— За сколько купили?

— М-да… на самом деле, с долгом в 270 миллионов о «покупке» говорить сложно… Мне его подарили с условием, что, если что-то у меня получится, я немного деньжат потом подкину. Я знал, как надо работать, и согласился. Честно говоря, волновался, но по большому счету ничем не рисковал — в случае неудачи банк просто забрал бы полностью заложенное до меня хозяйство.

— Что в планах?

— Увеличивать урожайность, земли-то нам хватает. Главный резерв именно в этом — почему в Европе собирают более ста центнеров с га, а мы — в лучшем случае до 50? Значит, есть куда расти. Пусть не сто, но до 70 — 80 центнеров урожайность поднять можно. Мы взяли три сорта импортного ячменя — три года назад собирали по 28 центнеров с га, в этом, думаю, подойдем к 40. В этом году завозим два сорта французской пшеницы. Необходимо увеличивать надои на каждую голову. Купленные голштинцы дают от 30 до 50 литров молока, наши — до 30, рекордсмены — до 40. То есть их минимум — это наш максимум. Да, голштинцы влетели нам в копеечку. Но они себя окупят за девять месяцев, и я планирую постепенно заменить все стадо. Горько, конечно, но ни семян, ни животных нормальных сегодня в стране нет. Про технику я и не говорю…

— Так хоть что-то хорошее у нас есть, Вадим Станиславович?

— Есть. Прекрасный свободный рынок, производство для которого пока можно наращивать до бесконечности. Так, как можно заработать в России, нельзя нигде. Особенно — в сельском хозяйстве. Рынок просто свободен. Тем более сейчас, после закрытия границ. Если, конечно, опять не натащат отовсюду дешевого и некачественного, есть огромный шанс для тех, кто действительно хочет развиваться, а не жить на страховку, субсидии, государственные подачки, для тех, кто хочет красиво и плодотворно работать. Даже со всеми ВТО жить было можно, а сегодня — реально сделать мощнейший прорыв на освободившийся рынок. Мы закрывали не более 40 процентов российского рынка — не было сбыта. Сегодня он открыт — пожалуйста, работай!

— За сколько лет российские аграрии смогут закрыть освободившийся сегмент?

— Думаю, год-полтора и все придет в норму.

— Вы большой оптимист, федеральные эксперты говорят не менее чем о трех годах …

— Так смотря как будем работать. В 2012 году у нас валовка по молоку была 2,7 тонны в день, в деньгах — миллион рублей выручки. Сегодня — 17 — 18 тонн, с 10 — 11 миллионами, к концу года, думаю, выйдем на уровень 22 — 23 тонны в день.

— Но ведь сегодня ни по молоку, ни по мясу Ульяновская область не закрывает собственную потребность…

— Повторяю, надо просто работать. Иначе нас так и будут кормить чужим и некачественным! Даже в плохой, засушливый год сельхозпредприятие может дать до 30 процентов от нормальной прибыли. Поэтому не верьте тому, кто говорит, что сельское хозяйство дотационно, убыточно, что это — «черная дыра». Эти люди лгут. Вот передо мной график погашения кредитов — да, я «живу» на кредитные деньги. Но живу и даю работу людям. Живет целое предприятие. Для меня получить кредит не проблема — неделя-две, если горит — меньше. В отличие от тех, кто месяцы проводит в банке и уходит ни с чем. Я просто никогда не обманываю ни своих сотрудников, ни своих кредиторов. У меня нет проблемы с кадрами, как почти у всех сельхозпредприятий, зато есть целая тетрадка с адресами и телефонами желающих ко мне устроиться. Но, увы, мест нет.

— Вернемся к санкциям. Получается, вы считаете, что наложенное Россией эмбарго на часть импортной продукции питания верно?

— Абсолютно верно. Я полностью поддерживаю политику президента. Да, какие-то мелкие погрешности возможны, не ошибается только тот, кто ничего не делает — мы тоже каждую зиму анализируем летние ошибки, чтобы не повторить их. Но в данном случае — все верно. Наше сельское хозяйство только выиграет, лишь бы не было запрета на ввоз сельхозтехники. Его, честно говоря, мы немного опасаемся, хотя все главные производители уже имеют заводы в России — кто будет отказываться от прибыли?

— Что-то мешает вашему хозяйству развиваться?

— Ни-че-го. Мы ограничены только своими собственными возможностями. Мы и так сегодня широко шагаем — не порвать бы штанишки… Мой «короткий» рабочий день — до десяти вечера, нормальный — до 12, до часу ночи. В сельском хозяйстве можно иметь локальных управленцев на отдельных местах, но руководитель обязан разбираться во всем «от» и «до» сам, отдавать только грамотные команды, чтобы не страдало хозяйство и над тобой не смеялись люди. Все необходимо изучить самому, благо проблем сегодня нет — открыл компьютер и учись. Есть и успешные предприятия, где всегда согласны обменяться опытом, люди-то на селе душевные! Не надо каждый раз набивать свои шишки — проехал, посмотрел, послушал, сделал выводы.

— Вы успешный хозяйственник, Вадим Станиславович, что заставило вас пойти в политику, стать депутатом Законодательного собрания?

— А кто, если не мы? Если я смогу хоть немного сделать для людей на этой работе, я буду рад. Часто бывает нужен всего лишь депутатский запрос, написанный моим помощником, чтобы решить многолетнюю проблему. Вот буквально на днях помогли пожилой беженке из Кыргызстана получить российское гражданство. Семья здесь живет давно, все уже получили паспорта, а у нее какая-то ошибка в каком-то документе, выданном еще в СССР. И ее заставляют ехать на родину, за границу, и чего-то искать. Послали запрос, дали машину, бабушка приехала в УФМС, и ей за три часа все сделали. То есть люди три года бились в закрытые двери, а присланная от меня бумажка их открыла. Удивительная вещь, согласитесь?!

— Работа и депутатские обязанности оставляют свободное время?

— Зимой его достаточно. Можно даже съездить куда-то отдохнуть, потому что, живя здесь, я не могу не приходить на работу каждый день.

— У вас два сына, кем бы вы хотели их видеть, когда они вырастут?

— Выбирать сыновья будут исключительно сами. Единственное, что могу сказать, если они придут в сельское хозяйство — голодными не останутся.